Эдуардо Мендоса - Правда о деле Савольты

— А у тебя оно есть? — спросил я.

— Не знаю. Я совсем запуталась.

Я встал и, не проронив ни слова, покинул свое жилище и вышел на улицу. Перед домом, посреди улицы жгли праздничный костер. Слышались взрывы петард, вспыхивали в небе ракеты, играл духовой оркестр, повсюду виднелись нарядно одетые люди; некоторые в маскарадных костюмах и масках. Потрясенный, я брел по городу среди всеобщего ликования, пока не добрал до Рамблас. Набережная походила на огромную танцевальную залу, на арену цирка, на сумасшедший дом. Весельчаки грохотали на все лады трещотками, бубнами, кастаньетами и другими музыкальными инструментами, солдаты водили хороводы, море людских голов в бумажных шапках наводняло все вокруг. Даже дежурные полицейские пели и кидали шутихи под ноги танцующим девушкам. Я шел, глядя на красочное зрелище праздничного города, униженный, оскорбленный, разгневанный, как вдруг чья-то рука опустилась на мое плечо с такой силой, что я едва удержался на ногах.

— Хавиер, это ты! — услышал я чей-то окрик среди оглушительного гвалта.

— Перико Серрамадрилес! — воскликнул я, не сразу признав своего приятеля, лицо которого скрывалось за гротесковым картонным носом.

— Веселишься? — спросил он, глядя на меня покрасневшими глазами и обдав запахом винного перегара.

— Ничего подобного! Если бы ты только знал…

— Что случилось? У тебя такой убитый вид! Да говори же!

— Не стоит портить тебе праздник. Ты здесь с кем-нибудь?

— Да, с веселой компанией, и, честно говоря, там есть несколько модисточек, от которых я кое-чего жду.

Он показал мне на шумную группу цветущих, молоденьких, полненьких девушек, смешно пародирующих канкан: они танцевали, смешно подпрыгивая, задирая юбки до колен и вызывающе вытягивая губки дудочкой.

— Иди к ним, Перико, я не хочу портить тебе праздник.

— Перестань, я найду их потом. Подожди минутку, я только скажу им пару слов.

Он что-то сказал наиболее серьезному из мужчин, послал воздушный поцелуй девушкам и снова вернулся ко мне.

— Ну, а теперь рассказывай все как на духу, Хавиер. Мы ведь были с тобой друзьями, хоть ты и стал сторониться меня в последнее время.

— Да, это верно. Но только давай пойдем в какой-нибудь укромный уголок, хорошо? Я угощу тебя вином.

Мы нашли тихую, полутемную, унылую таверну, где никого не было, кроме двух пьяных в полосатой униформе ветеранов кубинской войны. Крепко обнявшись, чтобы не упасть, они петляли между столами, напевая вполголоса. Мы сели в сторонке и попросили принести нам бутылку вина и два стакана. Выпив первый глоток, я почувствовал тошноту: с самого полдня у меня не было во рту ни крошки. Но по мере того, как вино оседало у меня в желудке, самочувствие мое улучшалось, возвращалась уверенность в себе и даже появилась готовность противостоять ударам судьбы.

— Ах, Перико, — заговорил я, — сегодня мне нанесли смертельный удар.

— Какой же?

— Я узнал, что моя жена путается с другим.

— Твоя жена? Ты имеешь в виду Марию Кораль?

— Естественно.

— И поэтому расстроился?

— По-твоему, этого мало?

Он посмотрел на меня так, словно я свалился с луны.

— Послушай, но… я думал…

— Что ты думал?

— Я думал, ты знаешь, что твоя жена… и Леппринсе…

— Ну, ну, добивай меня!

— Но, Хавиер, об этом знает вся Барселона.

— Вся Барселона! И ты ничего не сказал мне?

— Мы думали, ты знал об этом, когда женился. Неужели ты действительно ничего не знал до сего дня?

— Клянусь жизнью матери, Перико!

— Ну и ну! Эй, парень, подай-ка еще бутылку вина!

Парень принес нам вина, и мы мгновенно осушили бутылку.

— А о том, что произошло в казино, тоже ничего не знал? Об этом даже писали в газете, не называя имен, конечно, хотя и так и без того все было ясно. Разумеется, в левой прессе.

— А что было в казино?

— Я вижу, ты паришь в облаках. Леппринсе публично дал пощечину своей… твоей жене в казино Тибидадо. Она хотела прикончить его ножом, который принесла с собой в кармане. Полиция чуть было не арестовала ее, но в дело вмешался Кортабаньес.

— Быть того не может! А за что ударил ее Леппринсе? Что она ему сделала?

— Не знаю. Из ревности, наверное.

— Стало быть, есть кто-то еще?

— Возможно. Не к тебе же он ее ревновал, прости меня.

— Чего уж там, не церемонься со мной. Раз я стал посмешищем всего города.

— Не стоит преувеличивать, Хавиер. Большинство считает тебя негодяем. Им и в голову не приходит, что ты ничего не знаешь.