Маилис де Керангаль - Чинить живых

Марианна подняла руку, чтобы коснуться ладони Шона, или его рук и , или бедра — не важно, какой части тела: просто коснуться, — но её рука шарила в пустоте, потому что Шон уже встал и скинул парку: я спущусь за Лу. Он уже направлялся к выходу, когда раздалась трель дверного звонка; Шон открыл; малышка, воскликнула Марианна.

Возбуждённая девочка бегом ворвалась в квартиру; поверх своей одежды она натянула длинную яркую футболку, повязала волосы платком, и кто-то пластырем закрепил у неё на спине два крыла бабочки; лёгкий тюль, переливающийся всеми цветами радуги, у неё тоже были чёрные жёсткие волосы, матовая кожа и чуть раскосые глаза метиски; малышка резко затормозила перед отцом; её удивило, что он здесь, в квартире, без куртки: ты вернулся? Позади Лу, на лестничной клетке, маячила соседка; она не стала заходить, а лишь просунула голову в дверь, пластика жирафа; её лицо превратилось в один большой вопрос: Шон, вы уже вернулись? Мы вернулись пару минут назад, короткая фраза, больше он ничего не добавил: не хотел разговаривать. Лу, подпрыгивая на месте, рылась в своей сумке, потом протянула отцу лист бумаги: вот, это я нарисовала для Симона, затем девочка прошмыгнула в гостиную, обнаружила мать, лежащую на диване, и неожиданно спросила: а где Симон? он всё ещё в больнице? Не дождавшись ответа, она крутанулась на месте и бросилась в коридор; крылья затрепетали; слышно было, как маленькие ножки топают по полу, как Лу открыла дверь в комнату брата, позвала его, как захлопали двери в другие комнаты и снова повторилось то же имя, — и вот ребёнок уже снова возник перед родителями, которые растерянно молчали, переминаясь с ноги на ногу; они не могли подыскать никаких слов, кроме «тише, Лу», — а в это время соседка побледнела и отпрянула; она выписывала какие-то знаки указательным пальцем, давая понять, что всё поняла, что не будет их беспокоить, и прикрыла дверь.

День умирал там, на западе, понемногу погружая город в темноту; девочка стояла перед родителями, чьи фигуры превратились в расплывчатые силуэты. Марианна и Шон сделали шаг; малышка не двигалась, хранила молчание, а её глаза пожирали темноту, белки глаз, словно каолин; [103] Белая глина (кит.). Шон подхватил дочь на руки, Марианна обняла их, — три тела сплавились в одно: закрытые веки, памятник потерпевшим кораблекрушение, установленный в порту на юге Ирландии; затем они вновь вернулись на диван, улеглись по диагонали, не разрывая кольц а рук: римская триада, защищающая себя от внешнего мира; закуклились в собственном дыхании и запахе кожи: малышка пахла булочками и конфетами «Харибо»; впервые после катастрофы они ощутили, что дышат; впервые обнаружили каверну-убежище внутри собственной подавленности; и если бы кто-то тихий и незаметный приблизился к ним, подкрался на цыпочках, он услышал бы, как бьются их сердца; бьются в такт, перекачивая ту жизнь, которая ещё осталась; как суматошно эти сердца стучат, словно на их створках и клапанах разместили чувствительные датчики; как сердца эти испускают инфразвуковые волны, которые пронизывают пространство, проходят сквозь предметы, — чёткие, точные волны, устремляющиеся к Японии, к Сето-Найкай, к небольшому острову, к дикому пляжу и к деревянной хижине, в которой хранятся удары человеческих сердец, сердечные следы, собранные по всему миру, привезённые сюда теми, кто отправился в долгое путешествие; и если сердца Марианны и Шона бились в одном ритме, то сердце Лу барабанило быстрее, — именно поэтому она первая не выдержала, приподнялась, лоб покрыт испариной, и выпалила: почему мы сидим в темноте? Проворный котёнок, малышка выскользнула из родительских объятий и вихрем промчалась по комнате, зажигая все лампы, одну за другой; потом она развернулась к маме с папой и объявила: я хочу есть.

Телефоны не прекращали пиликать, сигнализируя о том, что в них множатся сообщения и неотвеченные звонки; теперь необходимо продумать, что говорить, как сообщить страшную новость, — ещё одно испытание, Марианна вышла на балкон, она так и не сняла пальто, закурила сигарету, напомнила себе, что надо позвонить, узнать, как дела у Криса и Йохана, взялась за мобильный и обнаружила пропущенный вызов Жюльетты; Марианна растерялась: она не знала, как поступить, что сделать; она боялась заговорить и услышать голос; боялась, что слова застрянут в горле, потому что Жюльетта — это особый случай… Симон представил её в прошлом декабре, представил неохотно; в среду мадам Лимбр вернулась домой раньше обычного и обнаружила их на кухне; он не сказал «моя мама», нет, но представил их друг другу: Жюльетта — Марианна, процедив тут же: мы уходим, но Марианна уже завела разговор с девушкой: вы учитесь в том же лицее, что и Симон? Она была ошарашена самой возможностью узнать, как выглядит юная особа, поселившаяся в сердце её сына; неординарная внешность — это изумляло, но Жюльетта нисколько не походила на ярых поклонниц пляжного отдыха: хрупкое телосложение, отсутствие груди и странная мордашка, глаза в пол-лица, уши со множеством дырок для серёжек, щель между верхними передними резцами и светлые, словно вылинявшие, волосы, подстриженные как у Джин Сиберг в фильме «На последнем дыхании»; в тот день Жюльетта была одета в вельветовые обтягивающие джинсы бледно-розового цвета, в ярко-зелёные высокие кроссовки, в жаккардовую двойку, сверху наброшен красный плащик; Симон раздражённо-терпеливо ждал, пока его подруга ответит на все вопросы Марианны, а затем потащил её к двери, ухватив за локоть; немного позднее слово Жюльетта стало постоянным в его речи; он вставлял в его в любой рассказ, который соглашался поведать матери, что случалось весьма редко, и в итоге это имя начал о соперничать с именами друзей, даже с названиями сёрфинг-спотов в Тихом океане; мальчик изменился, думала Марианна: он променял «Мак-До» на ирландский паб, пахнущий мокрой псиной; стал читать японские романы; собирать ветки, выкинутые морем на пляж; время от времени готовиться к занятиям вместе с ней, химия, физика, биология, — все эти предметы Симон щёлкал, как орехи, а вот Жюльетта в них совсем не разбиралась; по вечерам Марианна часто слышала, как сын описывает подруге все этапы формирования волны: посмотри (должно быть, он начертил схему): вот здесь зарождается волнение, и волна движется к берегу; по мере того как сокращается глубина, она становится более упругой — это называют «зоной подъёма»; именно здесь волны начинают изгибаться, иногда очень резко; затем волна достигает зоны бушевания, которая может растянуться на сотню метров, особенно если дно спота скалистое, — это point break: [104] Благоприятные условия для сёрфинга, создаваемые каким-либо участком суши. после чего волна разбивается в зоне внутреннего сёрфинга, но продолжает двигаться к берегу; тебе всё понятно? (Должно быть, она кивает, опуская свой маленький подбородок.) И в конце заезда, если, конечно, тебе повезёт, вот здесь, на пляже, тебя ждёт девушка, такая классная девушка, в красном плаще; они разговаривали друг с другом поздно ночью, когда весь дом спал; может быть, даже шептали: я тебя люблю, сами не понимая, чт о говорят, но они это говорили друг другу — и это было главным: да, Жюльетта — это особый случай, потому что она — сердце Симона.