Фиона Макинтош - Гобелен

– Есть у тебя семья, Марвелл?

– Нет, милорд, но после нонешнего… – Марвелл запнулся.

– После того как тебе заплатят за мою голову, – подсказал Дервентуотер, как бы стараясь приободрить палача.

– Да, милорд. После нонешнего денег хватит, чтоб вернуться в деревню, обвенчаться с моей суженой да собственную кузню завесть.

– Хорошее дело, Уильям Марвелл. Приятно узнать, что моя голова не пропадет даром. И вот что я посоветую: люби свою жену, а пуще того люби детей, если Господь пошлет их тебе. Жена и дети – самое главное. Дороже ничего нет.

– Я это запомню, милорд, – обещал Марвелл.

– А теперь, палач, будь добр, убери этот сучок с плахи, не то он мне шею оцарапает.

Марвелл шагнул к плахе, ощупал выемку для шеи, послушно срубил сучок.

– Спасибо, – с улыбкой поблагодарил молодой аристократ. Впрочем, взгляд у него был уже как у мертвеца, а голос срывался. – Прошу тебя, Марвелл, сделай все быстро, – шепнул Дервентуотер. – В моем кармане ты найдешь две гинеи – это тебе плата за труды.

Лорд отвернулся, снял камзол и жилет. То и другое было сшито из угольно-черного бархата.

– Да, вот еще что, – добавил Дервентуотер, сдергивая белокурый парик и вручая его палачу. – Возьми его. Мне он больше не понадобится.

Марвелл вдруг понял: в течение всего разговора со смертником, в течение мини-драмы, что разыгрывалась на эшафоте, он не услышал ни единого возгласа из толпы. Нынче публика вела себя непривычно тихо. Палач оглядывал толпу, чтобы не смотреть на молодого лорда, не видеть, как тот преклоняет колени, как устраивает голову и запястья. По лицам собравшихся Марвелл понял, что приговоренному сочувствуют. Женщины сникли, иные даже утирали слезы. Мужчины глядели набычившись. Марвелл растерялся, занервничал. Гораздо проще было бы обезглавливать первую жертву под одобрительные выкрики толпы – тогда бы и остальные казни пошли как по маслу. Но Марвелл дал слово сэру Мозли и надеялся, что не подведет его.

Марвелл взял топор, который нарочно был положен в сторонке. Дервентуотер примеривался к плахе: распластанный на животе, поворачивал голову, старался устроиться так, чтобы не видеть палача. Начал читать молитву.

Время настало.

Марвелл в последний раз оглядел лезвие (как оно сверкнуло в водянистом зимнем свете!), с помощью пальца убедился: наточено на совесть.

Теперь от него требовались скорость и напряжение мускулов. Однако не следует бить слишком сильно: направленный вниз удар, резкость и тяжесть головки топора сделают дело. Нельзя допускать, чтобы пот застил глаза или чтобы рука дрогнула из-за сочувствия к приговоренному. Марвелл ясно видел то самое место на стройной шее лорда, куда следовало ударить. Он примерился. Толпа вздохнула, как один человек. Не обращать внимания на толпу; не слушать вздохов! Марвелл сдержит обещание – безбольно обезглавит щедрого лорда.

Он набрал в легкие побольше воздуха, задержал дыхание, шагнул к плахе, занес топор над собственной головой. Расстояние отмеряно точно, сила удара рассчитана.

Лорд пробормотал: «Прими душу мою», – вытянул руки. Это было сигналом. Марвелл обрушил топор.

Джейн лишь однажды видела смерть вблизи. Их обожаемый пес, четырнадцати лет от роду, давно больной артритом, «попросился обратно на небо». Именно так Грейнджер-старший объяснил все своим дочерям-подросткам.

– Мы должны это сделать, потому что любим нашего Пирата!

Джульетта рыдала в голос, Джейн тихонько всхлипывала.

– Пират все понимает. Он хочет освободиться от боли, девочки мои. До сих пор он терпел ради нас… потому что мы его не отпускали. Но больше так нельзя. Надо отпустить его.

Джульетта взвыла, а Джейн вытерла слезы и кивнула.

– Не хочу, чтобы Пират и дальше мучился, – прошептала она.

Отец ответил мягкой, печальной улыбкой.

– Вот и правильно. Я знал, что ты у меня храбрая девочка.

Джейн не отвела взгляда Уинифред от плахи с распростертым Дервентуотером. Лорд шевельнул рукой – вероятно, это был знак палачу обрушить роковой удар. И Джейн не вскрикнула, когда топор описал в воздухе дугу, взлетев в мощных руках палача, а затем на огромной скорости, которую сообщили страшному орудию сильные, мощные руки, отсек голову, не причинив юному лорду лишних страданий.

Джейн знала, что голова отсечена, даром что та не покатилась по помосту, не упала. Джейн боялась, что ее стошнит, когда, строго следуя протоколу, палач поднял за волосы отрубленную голову. Где-то она читала, что делается это не для убеждения зрителей в успешности удара и не для увеселения толпы. Вовсе нет. Голову поднимают по иной причине. Считается, что человеческий мозг работает еще девять секунд после физической смерти; иными словами, способен осознать случившееся. Монарху угодно использовать эти секунды для продления страданий приговоренного, дабы тот уяснил весь ужас своей участи.