Сергей Кузнечихин - БИЧ-Рыба (сборник)

Кончилось тем, что они ушли. Когда я с перепугу начал снова про Луку долдонить, парнишечки вдруг занервничали. А ты, мол, откуда про него знаешь. Да с таким удивлением, чуть ли не с обидой. Ну я и рассказал, про кого написана поэма, чей предок прототипом послужил. И тут уже сам Мубута наконец-то вылез из панциря, дал волю африканскому темпераменту, бухнул остатки водки в свой стакан и выложил:

– Если вы такие грамотные, какого же дьявола меня пригласили? Идите сами к жене декана и договаривайтесь!

Морячок в оправдания кинулся. Требует, чтобы я извинился перед Мубутой. Ради товарища чего не сделаешь. Я готов. Даже не спрашиваю, в чем провинился. Но поздно. Мубута закусил удила, и конец всякой дипломатии. Морячок в коридор за ними выскочил, предложил проводить. Они его отправили назад. Тогда и в нем гордость заговорила. И заговорила языком любимого боцмана.

Кстати, наутро он узнал, что приказ подписан. А начальство свои приказы отменять не любит. Так что хлопоты были напрасные.

Морячку пришлось уезжать. А весной не стало Мубуты. И погиб он, как говорится, на боевом посту. Ночью к его знакомой возвратился муж, а дальше, как в анекдоте, только смеяться не хочется – Мубута, спасая честь дамы, хотел спуститься по балконам и сорвался. Но у него еще хватило сил добраться до дома и лечь в ванну. Там его и нашли.

Народищу на похороны собралось – весь двор заняли. Машина с гробом еле выехала. Но мужиков почти не было, изредка мелькнет похмельное лицо, как сорняк на цветочной клумбе, а в основном – женщины, от пацанок в пионерских галстуках до солидных дам, одна даже в черной вуали стояла. Блондинки, брюнетки, худенькие, пышнотелые… и у всех глаза на мокром месте. К знакомой однокурснице подошел, скромненькая такая девчоночка, кто бы сказал – не поверил бы, не с того куста ягода. Осторожненько, с извинениями, чтобы не обидеть, спрашиваю.

– Нет, – говорит, – не знала его, но подруги рассказывали. Такая романтическая личность… – И носом зашмыгала.

Вот что значит слава. И я, после того как на похоронах побывал, засомневался – так ли уж много было выдумки в легендах о нем.

Перед отъездом флотский подарил мне картинку на память – шикарная мулатка с обезьянкой на плече. Любоваться красотой в одиночку по меньшей мере скучно – радостью всегда хочется с друзьями поделиться. Похвастаться, если хотите. Вот я и повесил живопись над койкой. А рядышком пристроил вырванный из журнала «Физкультура и спорт» портрет двукратного олимпийского чемпиона по штанге Томи Коно – был такой орел, по кличке Железный Гаваец. Он и в конкурсах культуристов выступал, там его мускулатуру и сфотографировали. Красивая компания – Железный Гаваец, бронзовая мулатка и симпатичная шимпанзе – смотри и радуйся.

Но долгие радости, очевидно, не для нас. В комнату заявился председатель студсовета Федя Проценко со свитой. Не специально ко мне – просто очередной санитарный рейд по борьбе с мелкими недостатками. Приблизительный срок операции нам подсказали – посуда была сдана, пол надраен, койки заправлены набело: приходите свататься, мы не станем прятаться. Пришли. Придраться не к чему. И тогда Федя указывает на картинки. Красоту безобразием обзывает. Голос возмущенный, а глазоньки-то липучие. И свита его тоже не отворачивается. Ругаться с выдвинутыми начальниками я не собирался, знал бы, что претензии будут, снял бы перед их приходом. Но мне, дураку, думалось, что никаких приличий я не нарушаю, наоборот, на похвалу рассчитывал. Потому и спросил с чистым сердцем, что он имеет в виду. А Федя пальцем в стенку тычет и кричит:

– Кто это такие? Почему порнографию развели?

Чемпион, говорю, и знаменитая актриса. Про актрису на ходу придумал, даже имя какое-то нерусское назвал.

– А мне какая разница – чемпион или нет. Если голый, значит – порнография. – Говорит про гавайца, а пялится все-таки на мулатку, да и как на нее не смотреть, если она вся из себя. Даже Федя это понимает, но сказать стесняется.

Ну и я в том же духе, не касаясь женщин, спокойными словами говорю, что люди сфотографированы в пляжных костюмах, а обезьяна в естественном виде, как и положено натуральному животному.

Свита захихикала, и он принял это за оскорбление. Морда сразу же, как погоны милиционера, сделалась.

– Убрать, – орет, – немедленно!

Если бы не такой тон, я бы, наверное, и убрал. Первокурсник все-таки – куда мне с властью тягаться. Но если уж закричали… Не бросаться же приказ исполнять. Не в армии пока что. Стою. На всякий случай, помалкиваю.