Ингер Эдельфельдт - Созерцая собак

И, как я уже говорил, я прибегал к нему в тяжелейшие минуты своей жизни.

Но во Флоренции я забыл о нем, и все, что ранее казалось мне безусловно прекрасным — город со своими мостами, садами Боболи, церквами, произведениями искусства, — теперь представлялось некрасивым и лишенным всякого смысла. «Давид» Микеланджело был смешон, он так выпучил глаза, словно у него случился «запор», архитектура казалась мне мертвой и помпезной, искусство — смехотворным в своем мегаломанском стремлении возвысить «величественного хамелеона под названием человек».

Сейчас я понял, какой источник во мне породил этот «осколок в глазу».

Ведь в прошлый раз я был во Флоренции с другой женщиной — с Эви-Мари.

Пришло время рассказать вам о ней, теперь я в состоянии сделать это, и я сам этого хочу, я должен.

Мне пришлось вспомнить об этом.

Вот как все было.

Мы с Эви-Мари снимали номер в уродливом и дешевом «пансионе». Безвкусная разномастная обстановка, наверное, сохранилась здесь еще с семидесятых годов и уже тогда стоила очень дешево. Продавленная посередке кровать, пластмассовое распятие на стене, фотография Папы Римского, «Тайная вечеря» Леонардо в окружении пластмассовых цветов. Туалет в коридоре, душ за отдельную плату. Континентальный завтрак, состоящий из кофе, маленьких черствых булочек и крошечной упаковки джема.

В этом пансионе я проснулся посреди ночи от чудовищного кошмара: мне снилось, что я шел по Аппиевой дороге, все дальше и дальше, солнце немилосердно пекло, на шее у меня на тяжелой цепочке висел коровий бубенчик. Опустив глаза, я увидел, что мои ноги изуродованы язвами от проказы, кожа была толстой и полопавшейся, как старые сапоги, сквозь трещины виднелись кости, некоторых пальцев не хватало.

Эви-Мари умерла в Риме, ей было двадцать четыре года. Прежде чем умереть, она неделю провела в коме. Перевозить ее было нельзя, ее семья прилетела в Рим из Швеции и дежурила в больнице. Сам я не мог найти в себе силы пойти туда, я боялся с ними встречаться. Я бродил по городу в каком-то бреду. И действительно шел по Аппиевой дороге, когда сухое беспощадное солнце висело над городом, как молот над наковальней. Всю неделю стояло такое пекло, что мозги почти закипали в черепной коробке, а глаза готовы были свариться прямо в глазницах.

Мы с Эви-Мари повстречались на вечеринке у общего знакомого. Больше всего меня в ней пленила ее необычная внешность: она полностью соответствовала моей мечте об идеале женской красоты. Бледная «перламутровая кожа» и длинные золотисто-рыжие волосы делали ее похожей на женщин с картин Боттичелли «Venus» [8] «Венера» (ит.). Полное название картины — «Рождение Венеры». и «Pallas Athena» [9] «Афина Паллада» (ит.). Полное название картины — «Афина Паллада и Кентавр». .

Первая мысль при виде Эви-Мари была: «Это моя женщина, на все времена», и, что самое странное, она тоже с первого взгляда без памяти влюбилась в меня — если можно так про нее сказать.

К сожалению, внешность совсем не соответствовала ее внутреннему миру. Чувствительность была ей несвойственна, и «красноречивым молчанием» она тоже не владела. Она утомляла меня своей чрезмерной энергией, смехом и непрерывными разговорами. Я до сих пор не могу понять, «любила ли» она меня, ведь она постоянно смеялась над тем, какой я «скучный». Да, в своей «юношеской серьезности» я воспринимал ее смех как издевку, мне казалось, что она не уважает меня. Ей хотелось танцевать и ходить на рок-концерты (классическая музыка представлялась ей грустной). Она ничто не воспринимала всерьез, все было для нее «славным», «прелестным» и «клевым».

Она пыталась повлиять даже на мой внешний вид: например, все время не давала мне стричься. «Ты такой славный, когда не стрижешься, ты похож на херувима!» — говорила она, отчего внутри у меня все переворачивалось от возмущения.

Ей постоянно хотелось загорать и купаться. «Рагнар, ты же белый, как мрамор, ты скоро в статую превратишься!»

Несмотря на все эти издевки, она каждый день уверяла меня, что любит, а я был помешан на ее красоте, на ясных чертах лица, на этой свежести «primavera» [10] «Весна» (ит.) . Очевидно, также имеется в виду картина Боттичелли. , не мог сказать «нет» такой красивой женщине. Я сам предложил ей пожениться, — может быть, я думал, что это ее изменит? Очень скоро я пожалел, но не мог взять обратно свое предложение, тем более что ее семья загорелась этой идеей.

Мне казалось, в ее присутствии я не могу свободно дышать, ее непрерывная трескотня обо всякой ерунде лишала меня ощущения собственного бытия; чтобы удивлять, мне нужна была тишина. В тот жаркий день в Риме она болтала без остановки. Что такого можно было найти в Колизее, кроме лишайных кошек с больными животами, которых ей непременно нужно было погладить и накормить салями? И знаете, как она отреагировала, услышав, что термы Каракаллы — это античные купальни? Она решила, что в них и по сей день можно купаться, и захотела купить себе новое бикини. Ее слова роились вокруг меня на жаре, словно мухи вокруг привязанного обессилевшего вьючного животного.