На вечеринке по случаю Нового года я слишком долго разговаривала с одним из ребят, пока Роджерсон улаживал дела по работе в соседней комнате. Мы вышли наружу, и он оттаскал меня за волосы и толкнул так, что я отлетела к стене, ударилась головой, и у меня пошла кровь. Двенадцать ударов часов мы слушали уже у Коринны, я сидела с повязкой на голове, а Роджерсон объяснял, что я была навеселе, выпив слишком много пива.
Коринна и Дейв сочувственно качали головами, успокаивали меня и Роджерсона, а потом целовались под звон бокалов с шампанским.
— Это наш с тобой год, милый, — говорила парню Коринна, он смеялся в ответ.
— Ты говоришь это каждый год!
— Нет, в этом году — это правда. Я чувствую, — повторяла она, — Калифорния, мы идем!
— С Новым годом, — прошептал Роджерсон, целуя меня. В этот раз поцелуи чувствовались иначе, наверное, дело было в ударе головой. Секс чуть позже тоже был другим, я стала осторожнее.
— С Новым годом, — ответила я тогда машинально, как робот, в которого, кажется, стала превращаться. Опустив взгляд на ожерелье, я подумала, что Рождественский вечер был лишь несколькими днями ранее, и его руки застегивали ожерелье так нежно и осторожно совсем недавно, а сейчас я уже была словно в другом измерении.
На следующий день он подарил мне пару дисков, и мы пошли в кино. Весь фильм он держал меня за руку, и я не могла сфокусироваться на фильме (кажется, что-то про апокалипсис и крутого парня, спасающего весь мир), изучая профиль Роджерсона и гадая, что же пролегло между нами.
Не было совершенно никакой возможности предугадать, мне оставалось лишь ожидание. После Нового года прошла неделя, прежде, чем все повторилось, затем пара дней, потом — две недели. Каждый раз, когда Роджерсон бил меня, на следующие сутки он словно извинялся. Это было безопасное время, и я могла рассчитывать на спокойствие. Это были хорошие дни. Но были и другие, когда он выходил из себя.
Неважно, куда мы направлялись, я всегда держала в мыслях, что он может ударить меня. Теперь, даже когда мы спали вместе, я не могла выкинуть это из головы, как бы сильно не старалась. Когда Роджерсон целовал меня, мой желудок совершал сальто, и я ничего не могла с этим поделать.
Это казалось очень глупым, нелогичным, какой-то нерешаемой задачей по геометрии. Но секс с ним был чем-то прекрасным, и, когда мы после лежали рядом, я могла прижаться к нему, словно пытаясь дотянуться до того Роджерсона, с которым встретилась на парковке, но он всякий раз ускользал от меня.
Вскоре вышло так, что секс был для меня единственным моментом, когда я чувствовала себя в полной безопасности, но эти моменты не длились достаточно долго. Куда бы мы ни пошли и ни поехали, меня всегда преследовало чувство страха и ожидания чего-то ужасного. А мы все так же ездили на его машине по городу, останавливаясь в сотне разных мест. Раньше это было здорово, всегда быть в движении, но сейчас это лишь усиливало мое ощущение неуверенности, как будто ничего стабильного вокруг меня не существовало. Я уже не пыталась сменить станцию на радио, и любимая Роджерсоном музыка играла в моей голове уже почти круглосуточно.
«Проснись, Кейтлин». Мистер Ленсинг был не единственным, кто заметил.
— Кейтлин? — окликала мама за ужином, когда я, натянув рукава на ладони, размазывала еду по тарелке. — Милая, с тобой все хорошо? Ты не голодна?
— Кейтлин! — кричала тренер команды, когда я пропускала очередное колесо или путала порядок движений. — Давай же, О`Корин! Что с тобой происходит?
— Кейтлин, — прищуривалась Боу, пытаясь скрыть сострадание, написанное на лице всякий раз, когда я проходила мимо их дома, где раньше была частой гостьей. — Мы соскучились по тебе.
— Кейтлин? — звала Рина на единственном нашем совместном уроке, истории, махая рукой перед моим лицом, чтобы привлечь мое внимание к ее рассказу о том, как она в очередной раз поссорилась с Джеффом. — Есть кто-нибудь дома?
— Кейтлин, — говорила Коринна, — дай мне зажигалку?
— Кейтлин, — заявлял Стюарт не один раз, — ты выглядишь, как росток пшеницы, которому не хватает света. Серьезно.
И, наконец, тот голос, от звука которого всякий раз внутри все сжималось.
— Кейтлин, — произносил Роджерсон, а я отчаянно прислушивалась, пытаясь угадать, что случится в следующий миг. — Пойдем.
«Проснись, Кейтлин» — сказал мистер Ленсинг. Но он не понимал, что я была в Стране грёз, там мне было лучше, и я чувствовала себя почти хорошо, болтаясь где-то посередине между сном и явью. Мне не хотелось быть разбуженной людскими голосами, хоть они снова и снова звали меня, ведь тогда я могла утонуть.
Читать дальше