Как я поняла, Кэсс объяснила немногое и рассказала очень мало, позвонив домой. Она просто уверила нас, что счастлива и сказала, что очень скучает. Что любит свою новую работу. И что надеется на наше понимание. Сестра не дала маме свой номер, что отец объяснил тем, что Кэсс нужно время. Он также предупредил, что на скорый звонок в будущем можно не рассчитывать, но все же мама каждый раз подбегала к телефону, едва заслышав его звонок, и ее лицо словно тускнело, когда она понимала, что на том конце не Кэсс.
— Я не понимаю, почему она не хочет, чтобы мы могли поддерживать связь с ней! — восклицала мама всякий раз, сетуя, что не знает номера сестры. — И она даже не поговорила с Кейтлин.
На самом же деле я была даже рада этому. Я не была готова поговорить с Кэсс прямо сейчас. У меня был секрет, о котором никто не должен был догадаться, но старшая сестра знала меня так хорошо, что мне казалось — даже по телефону она поймет, что со мной что-то не так.
В этот раз у меня не было шрама, напоминавшего о случившемся, но иногда, глядя на Роджерсона, невозмутимо ведущего машину, или лежа в кровати, пытаясь заснуть, я не могла избавиться от преследовавшего меня образа. И, хоть жизни продолжалась своим чередом, ни один из нас ни разу не упомянул о том вечере, и это не давало мне покоя, я словно жила в ожидании того, что он сделает это снова.
* * *
В последнюю субботу перед Рождеством мама, Боу и я отправились на последнее занятие на курсах фотографии перед каникулами. Мы как раз закончили работать над «серией людей», как называл это Мэттью: на своих фотографиях мы должны были запечатлеть важных для нас людей и через фотографию показать наши с ними отношения. Мама попросила папу попозировать ей возле окна в кабинете, в окружении всех дипломов и наград. Он выглядел смущенно, натянуто улыбался и то убирал руку в карманы, то вынимал их. Впрочем, мама гордилась им и его достижениями, поэтому получившееся фото очень её порадовало. Боу сделала фотографию, на которой они были вместе со Стюартом. Поставив камеру на таймер, они опустили головы, а в момент щелчка затвора резко вскинули их вверх, и так получился кадр, где они выглядели абсолютно сумасшедшими и абсолютно счастливыми: волосы откинуты назад, на лицах безумные улыбки.
На моей фотографии был Роджерсон. Он не хотел сниматься, но с той памятной церемонии награждения был очень нежен и мягок со мной, и я постоянно носила фотоаппарат с собой, чтобы поймать момент. Мне удалось сделать несколько фотографий, но ни одна из них не казалась мне особенной. Но однажды, когда мы направлялись к дому Коринны и Дейва, я отстала на пару шагов и окликнула его. На получившемся снимке Роджерсон не улыбался. Он смотрел прямо в камеру, на лице было написано легкое раздражение, в руке он сжимал ключи от машины. Позади него были видны голые зимние деревья, едва освещенные тусклым солнечным светом. Чуть дальше были видны почтовый ящик и краешек желтого ламборджини Дейва. Роджерсон занимал большую часть фотографии, но холодный пейзаж на заднем фоне идеально ему подходил.
Мэттью, просматривая наши работы, назвал мамину фотографию «обещающей («Вы знаете, что цените в человеке!»)», работу Боу — «поразительно эмоционально». Дойдя до моей, он долго молчал, разглядывая снимок. Затем взглянул на меня.
— Ты знаешь этого человека очень хорошо.
— О, да, — отозвалась я, покраснев. Почему-то, разговаривая с Мэттью, я всякий раз смущалась. Он был ненамного старше и всегда вел себя невероятно дружелюбно: клал руку тебе на плечо, смеялся твоей попытке сострить. Боу говорила, что у него позитивная аура. — Это мой парень.
Мэттью снова опустил взгляд на фото.
— Судя по всему, — сказал он тихо, так, чтобы могла услышать только я, — ты знаешь его чуть лучше, чем ему бы хотелось.
Я тоже посмотрела на снимок, на глаза Роджерсона, вспомнив, какими темными они были. Почти черными от гнева.
— Да, — легким тоном постаралась ответить я. — Наверное.
Когда занятие закончилось, мы с мамой и Боу вышли на улицу. Они собирались отправиться по магазинам на финальный рождественский шопинг, я же ждала Роджерсона. На парковке было слишком холодно, так что я вернулась в холл Центра искусств и встала у окна, чтобы не пропустить машину Роджерсона. Где-то наверху играла ирландская музыка, и были слышны звуки чечетки. Интересно, как готовится к Рождеству Кэсс? Украшает квартиру? Печет печенье? Покупает елку?
— Кейтлин?
Я обернулась и увидела Мэттью, спускавшегося по лестнице в темно-зеленом пальто и сумкой на плече.
Читать дальше