— О господи! — воскликнула Келли Брандт, когда мы вышли наружу. Они с Чедом недавно обменялись «кольцами дружбы», и теперь она беспрестанно говорила об этом, крутя свое на пальце то в одну сторону, то в другую. Увидев Роджерсона, она перестала терзать кольцо и уставилась на меня. — А что он здесь делает?
— Я же говорила тебе, у Кейтлин были необычные выходные, — сказала Рина, ткнув меня в бок. Я рассказала ей лишь о свидании, и, хоть ей и хотелось, чтобы мы обе встречались с футболистами, Рине понравилась идея о паре «Кейтлин+Роджерсон».
— Так это о нем ты говорила? — Келли выглядела шокированной. — Боже мой, Кейтлин, он же…
— Он же — что? — поинтересовалась Рина, кокетливо улыбаясь троим мальчикам, проходившим мимо. Все они были, как на подбор, высокими, темноволосыми, спортивного телосложения. Они заинтересованно оглядели Рину, один даже свернул шею, проходя рядом с ней. Роджерсон лениво наблюдал за ними на расстоянии, по выражению его лица было невозможно понять, о чем он думает.
— Ну же, Келли, скажи нам, — поторопила моя подруга, вопросительно глядя на Келли.
— Хорошо, — понизив голос, отозвалась та, — о нем ходит немало слухов. У него были проблемы, ну, вы понимаете. Полиция и так далее. У меня есть подруга, она учится в Perkins Day, так вот, она сказала, что…
Я не знала подругу Келли, и мне было безразлично, что она сказала о самом потрясающем парне в мире, который сейчас стоял возле машины и ждал меня. Он говорил мне о своих «длинных историях», значит, и скрывать тут было нечего — мне стоило лишь спросить. А раз так — какая разница, что там за «истории»? И, если честно, я была вовсе не прочь стать одной из них, этих «историй». С тех пор, как Кэсс ушла, мне было сначала плохо, затем очень плохо, а потом я поняла, что теперь могу пойти своей дорогой и стать, наконец, кем-то, а не просто младшей сестрой безупречной Кассандры О`Корин. И с Роджерсоном я действительно становилась. Пока что я еще не разобралась, нравится ли мне эта девушка, в которую я превращалась с ним, но, наверное, все же нравилась — так что в тот день я ускорила шаг, оставляя подруг позади.
Мы с Роджерсоном никогда не ходили на «свидания», во всяком случае, на такие, какими их принято представлять. С ним ты просто постоянно находишься в движении. Ездишь с места на место, с вечеринки на вечеринку. Иногда я оставалась в машине, но чаще выходила следом, и тогда он представлял меня своим знакомым. Парням из колледжа, живущим в общаге, пропахшей пивом. Женщине из трейлера за городом, не обращавшей никакого внимания на малыша Беннета, который сидел на полу и грыз пластмассовую пирамидку, пока она отдавала Роджерсону деньги за пакетик с белым порошком. И многим другим, чьи имена я не запомнила. Разные люди, разные лица, они сменялись с огромной скоростью, когда Роджерсон разъезжал по городу, выходные за выходными.
Иногда я скучала по старым добрым кино, кафе или парку, но все это казалось совершенно неприменимым к Роджерсону. В нем было столько энергии, столько деловой хватки, что казалось бы странным, если бы такой парень, как он, вдруг повел девушку на обыкновенное свидание, словно герой какого-нибудь дурацкого фильма. Он был абсолютной противоположностью Майка Эванса, и я была довольна своим выбором, сидя на пассажирском сиденье и чувствуя его руку на своем колене.
— Так чем вы, ребята, занимались? — спрашивала меня Рина.
Её свидания с тем нападающим, Биллом, не отличались особым разнообразием — они ходили куда-нибудь поужинать или прогуляться по аллеям парка, пару раз выбирались на двойные свидания. Я не могла бы представить Роджерсона в одном из подобных сценариев.
— Не знаю, — пожимала я плечами, — мы просто были вместе.
Звучит не особенно впечатляюще, но это было самым подходящим описанием для наших встреч. Большую часть времени мы проводили в машине Роджерсона: он за рулем, я рядом. Иногда мы заезжали в МакДональдс, где он покупал мне мой любимый, как он уже знал, шоколадный коктейль, иногда ездили на озеро, выбирались из машины, оставляя двери открытыми, и слушали радио.
Единственной вещью, о которой мы спорили, была музыка. Роджерсон любил классический рок, поэтому во время наших поездок постоянно играли Pink Floyd, его любимая группа. Меня же это вгоняло в депрессию, так что, когда он выходил, хотя бы на несколько минут, я меняла станцию, и машина наполнялась чудесными танцевальными мелодиями — знаете, такими, которые можно услышать всего один раз, и они уже засядут в голове надолго. Роджерсон же, возвращаясь в машину, при первых же звуках корчил гримасы: он терпеть не мог эти, как он их называл, «Детка-ох-как-же-я-люблю-тебя» песни.
Читать дальше