Бенджамин Констэбл - Три жизни Томоми Ишикава

– Бабочка велела мне сходить туда, чтобы найти следующую записную книжку. Она сказала, что училась в женской католической школе в Уэст-Мидтаун.

– Записную книжку?

– Думаю, очередное убийство.

Беатрис долго смотрела на меня без всякого выражения и явно что-то обдумывала.

– Она называется Академия Святого Михаила.

– А вы и правда много знаете.

Беатрис промолчала.

– В чем дело, Беатрис?

Она продолжала смотреть.

– Не знаю… настроение как-то упало.

– Из-за меня?

– Наверное, я просто устала.

– Хотите, чтобы я проводил вас домой?

– Очень мило, но – нет, спасибо.

Сказать было больше нечего. Мы перестали разглядывать друг друга, и воцарилась тишина.

– Послушайте, Бен, – заговорила Беатрис, – ваша охота за сокровищами меня смущает. Я не знаю, кто вы. Вы милый и, кажется, честный человек, но все эти совпадения, которые вчера казались довольно невинными… знаете, сегодня мне как-то тревожно.

– Почему?

– Я знаю Академию Святого Михаила потому, что сама там училась. Это моя школа. Мое прошлое.

– О.

У меня отвисла челюсть.

– Мне иногда кажется, что вы шутите.

– О, – повторил я, потому что больше ничего в голову не приходило. – Это не я, правда. Но… вы учились в одной школе с Бабочкой?

– Мы не ровесницы. Иначе я бы ее знала.

– Ей сейчас было бы тридцать четыре.

– На четыре года старше меня. Я поступила в школу в четырнадцать. Значит, она училась в выпускном классе или уже закончила. Но она наверняка знала тех же людей, что и я. Я могу поспрашивать.

– Нет-нет, не надо. – Я запаниковал. – Это секрет. Я не хочу, чтобы вы о ней узнавали. Тогда у нас не получится.

– Что нельзя?

– Не получится получше познакомиться. Мне нравится с вами общаться. Будет совсем другое ощущение, если окажется, что вы знали Бабочку.

– Не ходите искать следующую запись.

– Почему?

– Такое ощущение, что она как-то связана со мной. Слишком много совпадений.

– Ну вот, теперь вы поддались паранойе. Здесь все – сплошное совпадение. Никто не заставлял вас просить зажигалку, вы первая подошли, а я был просто случайным человеком, сидевшим на ступеньках.

– Я не хочу, чтобы вы ходили в мою старую школу.

– Почему?

– Я уже сказала. Потому что мне страшно. Меня эта история пугает.

– Но я должен пойти! – возразил я.

– Ничего вы не должны, – отрезала Беатрис.

– Лично мне интересно, а не страшно. Разворачивается какая-то история, и я не знаю, какая. Это охота за сокровищами. Вот зачем я приехал в Америку.

Беатрис отвела взгляд.

– Идемте. Вы поможете найти книжку, – сказал я. И шутливо добавил: – Я вас защищу.

– Я ухожу, – заявила Беатрис и встала.

– Подождите. Дойдем вместе до метро.

Я полез за бумажником.

– Нет, я сама заплачу, – запротестовала она. – Оставьте на чай.

Когда мы вышли из кафе, Беатрис уже успокоилась.

– Вам туда, – сказала она, указав рукой. – Западная Тридцать третья улица, номер 425, неподалеку от «Пенн-стейшн». На вашем месте я бы взяла такси.

– Может, подвезти вас?

– Мне в другую сторону.

– Ладно. Мы еще увидимся? – спросил я.

– Не знаю, – ответила она.

– Как скажете.

– Позвоните, – произнесла Беатрис. – Только не завтра. В какой-нибудь другой день.

– Ладно.

Она поцеловала меня в обе щеки, и я остался стоять на улице и смотреть ей вслед. Было бы приятно, если бы Беатрис обернулась, давая понять, что все в порядке. Но она не обернулась.

Я старался не прокручивать в голове разговор с Беатрис, не менять сказанное, не делать свои слова динамичнее и убедительнее, не думать о том, что, возможно, я проявил бесчувственность. Я сердился на нее – ведь она попросила меня не искать записную книжку. А я хотел, чтобы Беатрис тоже испытала радостное волнение. Чтобы стала такой, как накануне.

Улица была хорошо освещена и открыта обзору, но я не видел ни души. Только проезжавшие мимо автомобили. Школу от улицы отгораживала черная решетка с остриями. Я мог бы перелезть, но не было необходимости. По обе стороны входа стояли огромные керамические горшки, в которых росли какие-то кусты. Просунув руку между прутьев, я с легкостью дотянулся до горшка. Я достал ручку Томоми Ишикава и присел на корточки. Уличный фонарь отбрасывал мою тень на ограду. Возможно, точно так же он светил, когда Бабочка прятала свое сокровище. Я принялся тыкать ручкой в землю, надеясь, что книжка закопана не слишком глубоко. Почва в горшках оказалась твердая, ее явно не трогали в последнее время. Но Бабочка некогда была здесь и делала то же, что и я. Нас разделяло только время. Я подумал о ней, маленькой и хрупкой, – как она копала в одиночку, среди ночи, прикасаясь к той самой земле, к которой теперь прикасался я; она вдыхала запах асфальта и пыли и вторгалась в мое личное пространство, словно ее воспоминания, наподобие клаустрофобии, атаковали мой мозг.