Дэвид Николс - Мы

— Алби, ты о чем?

Он резко выдохнул через нос, губы вытянулись в трубочку, в детстве у него всегда становилось такое лицо, когда он пытался сдержать слезы.

— Я видел фотографии, которые вы припрятали. Я видел, как ты и мама смотрите на них с тоской.

— Алби, у нас и в мыслях не было что-либо припрятывать. Мы же тебе их показывали.

— А тебе не кажется это странным?

— Отнюдь!!! Ни в малейшей степени. Мы никогда не скрывали правды о твоей сестре. Ведь то, что она существовала, не есть страшная тайна — это было бы ужасно! Да, мы любили Джейн, когда она родилась, а теперь мы любим тебя, и ничуть не меньше.

— За исключением того, что она ни разу не обосралась, ведь так? Она ни разу не опозорила тебя на людях, ни разу не облажалась в школе. Она должна была стать идеальной, тогда как я, твой сын, — раздолбай…

И тут я, грешным делом, рассмеялся. Нет, конечно не злобно, но уж больно мелодраматично выглядела эта самая подростковая жалость к себе…

— Не смей надо мной смеяться! Не смей! Разве ты не понимаешь, ты только и делаешь, что демонстрируешь, какой я, по-твоему, недоумок!

— Я вовсе не считаю тебя недоумком…

— Но ты сам мне это говорил! Говорил, говорил! Прямо в лицо!

— Разве?

— Да, папа, говорил! Говорил!

Что ж, вполне допускаю, что действительно говорил, хотя от силы раз или два.

Я закрыл глаза. И неожиданно почувствовал себя очень усталым, очень печальным и очень далеко от дома. Меня вдруг захлестнуло осознание тщетности предпринятых усилий. Я уговаривал себя, что еще не поздно, что еще есть время исправить прошлые ошибки — визгливые нотки в голосе и оскаленные зубы, равнодушие и неосторожные замечания. Я сожалел, конечно, сожалел о словах, сказанных сгоряча, о сделанных мной вещах, но за всем этим всегда стояло… ведь очевидно, что всегда стояло…

Я тяжело опустился на каменную скамейку. Старик на скамейке.

— Ты в порядке? — спросил Алби.

— В порядке. Все отлично. Я просто… очень, очень устал. Путешествие было очень длинным.

Он подошел и остановился напротив:

— А что это у тебя на ногах?

Я вытянул ногу и повертел ею из стороны в сторону:

— Тебе нравится?

— Ты выглядишь нелепо.

— Да, я знаю. Алби, Эгг, может, все-таки присядешь на минутку? Только на минутку, а потом иди куда хочешь. — (Он посмотрел налево, потом направо, уже обдумывая план побега.) — На сей раз я больше не буду тебя преследовать. Клянусь! — (Он сел.) — Алби, даже не знаю, что тебе и сказать. Я надеялся, что нужные слова сами найдутся, но, похоже, я оплошал и не справился с этой работой. Не смог выразить все, что хотел. Надеюсь, ты знаешь, я искренне раскаиваюсь, что сказал то, чего не следует говорить. И не сказал того, что следовало сказать. Нередко это даже хуже. Надеюсь, ты тоже в чем-то раскаиваешься. Ведь с тобой, Алби, нам иногда было весьма непросто.

Он понуро опустил плечи:

— Да. Я знаю.

— Взять хотя бы состояние твоей комнаты. Складывается впечатление, будто ты нарочно хотел позлить меня.

— Ты прав, — рассмеялся он. — Ну да ладно. Теперь она в твоем полном распоряжении.

— Значит, ты все же едешь в колледж? В октябре?

— А ты что, собираешься меня отговаривать?

— Нет, конечно. Если ты именно так хочешь распорядиться своей жизнью…

— Да, именно так.

— Хорошо. Хорошо. Я рад, что ты едешь. То есть, конечно, не рад, что ты уезжаешь из дома, но рад…

— В общем, я понял.

— Твоя мать в ужасе. Не может представить, как она будет без тебя жить.

— Знаю.

— Более того, она подумывает о том, чтобы тоже оставить наш дом. Оставить меня. Но вы ведь всегда были очень близки, так что, подозреваю, ты в курсе.

— В курсе.

— Это она тебе сказала?

Он пожал плечами:

— Типа догадался.

— Ты не против?

Он снова пожал плечами:

— Она не казалась такой уж счастливой.

— Да, не казалась, ведь так? Но я пытался вести себя соответственно. Я надеялся, что мы хорошо проведем это лето, последнее лето, когда мы будем все вместе. Я надеялся, что она передумает. Возможно, я переусердствовал. Но это скоро выяснится. В любом случае. Прости меня за мои слова. Ведь я так не думаю. Что бы я там ни говорил, я очень горжусь тобой, хотя, быть может, и не демонстрирую своих чувств, и я уверен, что ты многого добьешься в будущем. Ты мой мальчик, и мне нестерпима сама мысль о том, что ты уйдешь в большой мир и не узнаешь, как мы будем скучать по тебе, как хотим, чтобы ты был здоров и счастлив, как мы любим тебя. И не только твоя мама, в ее горячей любви ты не сомневаешься. Но и я тоже. Я тоже тебя люблю, Алби. Ну вот. Думаю, я все сказал, что хотел. Теперь можешь идти. Делай что пожелаешь, лишь бы не во вред себе. Я больше не буду тебя преследовать. Просто посижу здесь немножко. Немножко передохну.