Виктор Голявкин - Избранные

Я позвонил и услышал голос старика:

— Да, да!

Я толкнул дверь, помню, она открывалась внутрь, когда я висел на ней.

Старик стоял посреди комнаты, опираясь на свою палку.

— Вы меня не помните? — спросил я, держа в одной руке букет цветов, а в другой диплом чемпиона.

— Постой, постой, — сказал он, — как же, как же…

Я протянул ему букет, и он смутился.

— Какая прелесть, — сказал он, — дивный букет, сынок…

В комнате еще был мальчонка лет шести с кошкой в руках, он пел странные куплеты на мотив песни из кинофильма «Цирк»:

— Мой внук, — сказал старик, — молодежь отправилась в кино, а ребенка — деду. Я с ним и забавляюсь. Не думал, что заглянешь, да еще с цветами… Помнится, я тебя еще из школы вытурил, не так ли?

— Совершенно верно, — сказал я обрадованно, — значит, вы меня вспомнили?

— А как же! Помню, отлично помню. Красочные газеты, метровые листы, премии на конкурсах… Но трудно было ожидать, что ты ко мне заявишься, сынок, невозможно было ожидать…

— Шел мимо, вот и завернул.

— Это отлично, отлично, что завернул, не знаю, чем тебя угостить…

— Мне ничего не надо, я без всякого заглянул.

— Я понимаю: без всякого, понимаю, помнится, ты водкой увлекался… В детстве маленько баловался, так?

— Ну, зачем же вспоминать, Хачик Грантович…

— Ну, я пошутил.

— Хороший сегодня денек, — сказал я.

— О да!

— Кто у вас теперь стенгазеты рисует? — спросил я.

Он махнул рукой.

— Художественная часть пошла на убыль. Завал с художественной частью, сынок. Часто вспоминал, где, думаю, сейчас наш художник пропадает, учиться не хотел…

— И я вас вспоминаю. Вот бы, думаю, Хачик Грантович мне преподавал…

— Значит, учишься?

— А как же!

— Значит, у тебя все в порядке? Я рад. Рассказывай, рассказывай. Рисуешь?

— Сейчас я не тем занят. Сейчас у меня задача другая.

— Между нами, — сказал старик, — зачем ты мне букет принес? С какой стати? Что у тебя на уме, выкладывай. Нет ли здесь подвоха?

— Подвоха?

— Может, мне цветы притащил за то, что я тебя из школы вытурил?

— Любой бы меня вытурил. Я очень даже понимаю, что любой бы меня исключил на вашем месте.

— Зачем же цветы? Что у тебя в руке?

Я протянул ему диплом чемпиона и сказал:

— Хотел вам показать. Побил всех подчистую ваш бывший ученик.

Мне давно хотелось похвалиться своей победой, и он оказался первый. Он ничего не понял, смотрел то на меня, то на диплом.

— Кого побил? — спросил он.

— Всех, всех, читайте. Об этом там написано. Внимательно читайте. Ну, прочли?

— Сейчас мы найдем очки, — сказал он, недоверчиво на меня поглядывая.

Малыш представил кошку:

— Барс.

— А почему он пикован? — спросил я.

— Как почему? Потому что он пиковый! Пикованный! Неужели не понятно? Сам придумал! Больше я ничего не могу сказать.

Пиковый Барс, обыкновенная кошка, выскочил у него из рук и помчался в соседнюю комнату, а внук за ним.

Старик надел очки, прочел диплом, поднял на меня глаза.

— Прочли? — спросил я. — Все прочли?

— Ты?! — сказал он, снимая очки.

— Чемпион родного города, — сказал я.

Он спросил почти шепотом:

— Между нами: ты? Побил всех…

— Ну, не всех…

— А ты сказал: всех.

— В своем весе, разумеется, в масштабе города…

— Ну, это я понимаю. — Он даже обиделся. — Ты думаешь, я ничего не понимаю? Я сам боролся в юности, ты мне не веришь, пощупай мускулы! Я отлично боролся, пока мне не оторвало ногу в войну… — Он хлопнул по искусственной ноге палкой. — Я знаешь как тебя терпел? Педсовет настаивает: исключить, а я упрашиваю: пока, товарищи, повременим, потормошите его, может, разойдется, поспрашивайте, подход найдите. Я-то уж тебя тормошил на посмешище классу. И ничего, вытягивал. С трудом вытягивал. Навстречу шел художественному таланту, да ты это чувствовал, между нами. Помнишь, ты мне детство Маяковского рассказывал? Начал так: «Маяковский в детстве залезал в кувшины и оттуда читал своей сестре стихи». Я — вопрос: «А почему он туда залезал?» — «Потому что резонанс был хороший», — ты мне отвечаешь. «Верно, — говорю, — очень даже верно и точно». Вот до чего доходило! Тройку-то хочется поставить, но вроде бы за один такой ответ неудобно и кощунственно. Не думай, что я тебя за стенгазеты держал, не в них дело…

Мы посмеялись, вспомнили, сколько раз он меня домой отсылал, он все помнил, редкий старик. Один, говорит, в поле не воин, а то бы он меня и на третий год оставил, педсовет решал. Жалко, говорит, было со мной расставаться, несмотря на все мои сплошные единицы. Безумно рад, что я сейчас за ум взялся, в вечерку поступил: рано или поздно, говорит, все равно это должно было произойти, учеников он знает как пять пальцев…