Виктор Голявкин - Избранные

— Ты же пьяный! — кричит ему мама.

— Сейчас я приду! — отвечает папа.

Я хочу бежать к папе. Но мама меня крепко держит за майку.

— Что он делает!!! — кричит мама.

А папа не слышит. Он ходит по кругу. Бык ходит за ним. Ест редиску. И слушает папу:

— Охота в Москву… Там зимой много снегу… А летом? Ну… летом там тоже тепло. Ну не так, как здесь… Это верно…

Бык смотрит на папу. Редиска вся кончилась.

— Нет, — говорит папа, — ты пойми: солнце там тоже есть… но не в таком количестве…

Мне почему-то смешно стало. Что папа все повторяет? Любой поймет, даже бык. Что он все повторяет?

Бык как заорет! А папа его хлоп ладонью по шее. И бык замолчал.

— Тоже мне, — говорит папа, — вздумал орать! Мы все орать можем. Ты лучше послушай. Тебе человек говорит, так ты слушай… И не ори! Так и знай. Что орешь? Тоже мне разорался!

Бык внимательно смотрит на папу.

— Ну, что уставился? — говорит папа. — Не написал я хорошей музыки. А почему? Сам не знаю… Хотя мне всегда хотелось… И даже сейчас очень хочется! А солнце здесь есть, это верно… А там не в таком количестве…

Тут во двор входят дядя Багир, тетя Эля и кто-то еще.

— Вай! — говорит тетя Эля.

Дядя Багир кричит:

— Бык! Смотрите!

— А! — говорит папа. — Это вы!

— Осторожно! — кричит ему дядя Багир.

— Чепуха, — говорит папа — все чепуха…

Он бросает портфель и идет прямо к нам. Бык рвет папин портфель. Летят ноты по ветру…

— Что с тобой? — Моя мама плачет. Она первый раз видит папу таким. — Что с тобой сегодня?!

— Ничего, — говорит папа, — все Ливерпуль… Ливерпуль меня угостил… он меня угостил. За успех… он не просто так…

— За какой успех?!

— Ну… как, то есть? — сказал папа, — я за успех…

Папе вдруг стало плохо.

Я пошел поглядеть виноград. Я-то знал, что он еще зеленый. Но я хотел еще раз поглядеть. Вдруг я вижу — бежит по дороге мальчишка, вокруг пыль столбом и жара такая, а он орет:

— Война! Война!

Мама тоже вышла из дому. Слышит это и мне говорит:

— Вот негодный мальчишка! Вчера тоже кричал: «Пожар! Пожар!» А никакого пожара не было.

Папе к вечеру стало лучше. Он пошел на вокзал прогуляться. Он всегда ходил на вокзал прогуляться. Уж очень любил он вокзалы! Сядет там где-нибудь на перроне и все сидит, отдыхает. Вернулся он очень быстро. Мой папа вошел и сказал одно слово:

— Война!

Он не любил говорить много слов. Такой был человек мой папа!

Мы уезжаем с дачи.

Мне очень жалко дачу. Жалко мне виноград — он еще не поспел… Жалко мне расставаться с морем…

Но мы уезжаем. Завтра едет на фронт наш папа. Мы будем его провожать. А сейчас мы садимся в машину. И едем в обратную сторону.

Мы едем по той же дороге. Опять еду я с папой в кузове. Но почему мне невесело? Мне даже неинтересно. Хотя еду я в том же кузове. И мне могут опять все завидовать…

— Дождь будет, — говорит папа.

— А как же мы?

— Так же, как и сейчас.

— Но ведь дождь…

— Ну и что же?

— Но мы ведь промокнем…

— Промокнем…

А небо совсем серое. И дождь пошел.

Папа мой достает одеяло. И мы накрываемся. Мы сидим под одеялом. А дождь хлещет и хлещет на нас. Всюду льется вода. Наши вещи, наверно, промокли…

Мы почти в темноте. Я гляжу в щелку и вижу дождь — больше я ничего не вижу.

— Дурацкий дождь, — говорит папа, — черт бы его побрал…

— Плохо, — говорю я, — когда едешь и ничего не видишь.

— Это верно, — говорит папа, — не очень хорошо…

— И когда дождь, тоже плохо.

— Тоже плохо, — говорит папа.

— И когда ноги мокрые.

— Тоже верно, — говорит папа.

— Почему ты мне так отвечаешь?

— Как?

— Ну, как-то скучно…

— А тебе весело?

— Нет, мне почему-то невесело.

— Потому что дождь?

— И дождь и война. Все вместе.

— Но мы победим? Ведь верно?

— А как же!

— Эх, — говорю, — интересно все же! Трах-бах! — самолеты, танки…

Одеяло с нас чуть не свалилось. Папа поправил его и сказал:

— Ну, ну, ну, не махай руками.

— Тебе каску дадут? — говорю.

— Дадут, — говорит папа, — все дадут.

— Она ведь железная. Даже стальная. Как ты думаешь, каска стальная?

— Стальная, — говорит папа.

— Ты ходи в каске, — говорю, — раз она вся стальная.

— Обязательно, — говорит папа.

А дождь льет и льет.

А мы все едем.

Я, мама, Боба стоим на балконе.

Мы глядим в темноту — вокруг темно, в нашем городе затемнение. Там в темноте мой папа. Мы слышим папины шаги, мне кажется, я его вижу, вот он обернулся, махнул нам рукой… Он только что вышел из дому. Только что с нами простился. Он уходит все дальше, туда в темноту.