Виктор Голявкин - Избранные

Мое удивление не проходило, а в один прекрасный миг встречи с ним на факультете усилилось.

— Для меня многое мука, старик. И особенно лекции. Я посылал бы на лекции провинившихся. А приговоренных заставлял бы слушать их с утра до вечера — уверен, это их в миг бы доконало. Лекция журчит назойливо. Вливается в мозг и оседает там копотью. Я вижу немало людей с копчеными мозгами. Меня удивляет их юркость. Они всегда знают то, что можно не знать. И не знают простого и главного. Я не мог не принять сказанное на свой счет…

Случайно я проходил мимо городского спортивного зала. Окна зала выходят на улицу и облеплены десятками приплюснутых к стеклам лиц. Люди с удивлением глядят с улицы в зал. Я тоже заглянул.

Боксеры прыгают и носятся по залу, бьют по воздух, по грушам, бьют друг друга — идет тренировка. Один голый и мокрый — из душа — влетел прямо на ринг. Он знает, что в зал смотрят люди, потому корчит уморительные гримасы, пляшет как ненормальный. Играет на губной гармошке. С него стекает вода, он прыгает и корчится, словно чертик. То, на что уставились люди, отчаянно болтается между ног. Прижатые к стеклам глаза расширяются от удивления. Вероятно, думают, он сумасшедший. Кто бы, вы думали, это был? Это был он. Темперамент увлек его на ринг. И он, я слышал, выступал на ринге за любое спортивное общество, которое его приглашало. Большей частью он выигрывал схватки. У него была уйма грамот. «Я могу своими грамотами обклеить все стены», — весело бахвалился он и раздавал значки во дворе восторженным ребятишкам, сам радуясь как ребенок.

В ту пору он любил гонять на мотоцикле и мелькал во всех концах города под милицейский свист, всегда не вовремя бешено урчал во дворе. Он любил свой мотоцикл и перекрашивал его в различные цвета — в зеленый, красный, синий, фиолетовый…

А мне снилось каждую ночь, будто мне вышибают зубы. Сон был дурной, и я ждал, когда настанет худо. Каждую ночь я со страхом шел спать. Я боялся сна, который повторялся уже которую ночь. Вставал утром и, таращась в зеркало, проверял свои зубы. Сон отравлял мне жизнь. Я старался больше сидеть дома, никуда не ходил. Страх овладел мною. Лицо у меня похудело, поблекли глаза, одна щека стала нервно дергаться. Большую часть времени я лежал, слушал завывания его мотоцикла. Страшные мысли лезли мне в голову.

А ночью я видел тот же сон. Я видел себя с беззубым ртом. Утром дергал зубы, сомневаясь в их крепости. Как мне казалось, некоторые уже шатались, чего раньше не было.

У меня пропал аппетит, навалилось унынье. Я ждал чего-то ужасного.

Вот затарахтел мотоцикл, я проснулся, встал с кровати, хотел одеваться. Я потянулся за рубашкой, висевшей на спинке стула, сделал резкое движение и, потеряв равновесие, упал. Моя челюсть лязгнула о спинку кровати. Я вышиб себе передние зубы. Вот она, беда, пришла наконец — прошла. Я почувствовал облегчение и даже улыбнулся…

В душе была пустота, я вышел на улицу.

Фонарные столбы мчатся в перспективу, скрипят фонари на столбах от ветра, пересекая небо. Мелькают между столбами люди. В тумане силуэтятся мосты. Бороздится река огнями. Рябится вода. Волнуется небо. Хлещет дождь.

Его мотоцикл у пивной, желтый на этот раз. Спасаясь от дождя, вхожу в пивную. Там музыка, перекошенные лица. Дым. Смех. Веселье.

Он подзывает меня, и я подхожу. Ангелок сидит за столом рядом с ним. По бокам будто крылышки. Лицо как у барашка. Волосики курчавые, носик вздернут. Сидит, отпивает пиво и слегка сопит. Взглянула на меня — слегка смутилась, опустила в кружку глазки.

Я старался не открывать свой беззубый рот, но все равно получил от него непременную отповедь.

— Не смотри на нее волком. Мы с тобой ведь тоже пиво пьем. Только у нас желудки железные. Скулы будто из бронзы и крепко присобачены челюсти. Пиво конечно же не для ангелов.

Ангелица смутилась, опустила головку.

— Мне, видишь ли, захотелось рвануть с ней в небо, — шутил и смеялся он.

Ангелица скоро встала, он мгновенно двинул за ней, едва успел кивнуть мне. Мотоцикл просвистел мимо окон.

Разговаривал в тот период он только в шутливом гоне. Например, вот так: «Улыбка красотки меня волнует. Улыбки десятка женщин проходят по мне рябью. Сотни улыбок охватывают меня волной. Больше улыбок — больше волн у меня в крови. От моря улыбок тело мое штормит. Кровь бесится, словно в бурю.

Атакой иду на все улыбки. Сам излучаюсь весельем. Беру в объятия всех. Всем открываю свои объятья!»

По поводу женщин пути наши с ним еще пересекались. Один раз я продал ему женщину. Дело было так. Мы с ним были на вернисаже. Она выделялась формами на радужном фоне картин. Ее зад пышно круглился. Груди рвали платье. Ало выворачивались губы. Я глянул в ее глаза — они туманились из-под век. И я и он ею очаровались, под руки проводили ее до дома. Договорились встретиться через час. За этот час я ее ему пропил.