Виктор Голявкин - Избранные

— Да вы что?!

— Собственную инициативу проявил, — похвастался Муров.

— Ах. Муров, Муров, нет у вас такта! Вгонять женщин в краску в такой день…

— Да кто их в краску-то вгонял? Больше я общественной работой заниматься не буду! — Он, как шашкой, резанул рукой воздух.

— И не доверим, Муров, не доверим, — сказал я.

— Испугали!

— Я с вами потом поговорю, — сказал я, садясь за свой стол.

— А чего мне с вами разговаривать! Из-за вас я испортил чертеж!

— Успокойтесь, — вмешались женщины, — не надо. В такой день…

Тогда я сказал:

— Всех женщин, сейчас здесь сидящих, стоящих и идущих… — тут я перевел дух, — наравне с мужчинами, угощаю мороженым и шампанским за свой счет!

— Вы сказали: «наравне с мужчинами», — кокетливо вставила Шаровая, — а мужчин у нас двое…

— Я имел в виду женщин, которые шагают наравне с мужчинами, так сказать, в общем ряду, в одном строю, а не в данном случае…

— Надо выражаться поточнее, — огрызнулся Муров.

Шарова кокетливо сказала:

— Шагать в одном строю с некоторыми мужчинами просто позорно…

— Кого вы имеете в виду? — спросил Муров.

— Да так… — кокетливо сказала Шарова, — завели такую кутерьму.

В кафе развеселились.

Я возмущался Муровым.

— Ах, этот Муров! — вздыхали женщины, поднимая бокалы.

Запели.

Вышли на снежок.

С трудом проводили Шарову. Она вырывалась и опасно скользила.

Коринну провожали вчетвером. Марину втроем, Валентину вдвоем. Стеллу вел один. Я был ко всем внимателен.

Стелла смеялась и закидывала меня снежками.

— Разбегайтесь! — звонко кричала она. — Опля! Расшевелитесь!

— Фу… ну зачем?.. — отмахивался я.

— А вы не стойте! Ловите! Эх вы! Нате вам! P-раз! Оп! Еще!

Она подбежала совсем близко и от нового снежка я зашатался. Крепко бьет, удивился я. Пусть. Женский день.

— Нате-ка вам еще!

— Довольно… — просил я, выплевывая снег. — За что?..

— Ха-ха! Хо-хо-хо! — хохотала она, убегая.

Было поздно. За полночь. Потухли огни. Наступило девятое марта.

Я вдруг заплакал: вспомнил о своей жене.

Мы с ним сидели в баре в иностранном аэропорту. Наш рейс откладывали. То и дело мы слышали информацию на трех языках. Бармен сказал, что разбился самолет при посадке, выясняли причину, рейсы один за другим отменяли.

Самолеты не летали, народу в баре прибавлялось. Возможность потерпеть катастрофу никого, похоже, не пугала.

Мы с ним пробовали разные напитки, от пепси до виски, потом составляли разные сочетания, пиво в сочетании с виски… Вспоминали Москву, Ленинград, Купчино, улицу Фурманова…

В баре, забитом людьми, появился мальчик-официант в расшитом костюмчике с подносом в руках. Он освободил поднос у столика, взял его, как щит, и показал, что нарисован на нем Моби Дик, белый кит. Потом он появился с другим подносом, на нем был нарисован чемпион мира по боксу Кассиус Клей.

— Кассиус Клей! — говорит мальчик и бьет апперкотом пустой поднос.

Звенит поднос, кричит на мальчишку бармен, но он бьет еще, еще, надоело ему работать, хочется мальчишке поиграть.

Бармен выхватил у него поднос. Стоит смущенный мальчишка, в своем костюмчике похожий на маленького принца.

Потом был еще поднос, на нем тоже что-то было нарисовано, но, может быть, нам только казалось, мы уже плохо различали подносы. Но все время видели мальчика.

— Что за родители — заставляют ребенка работать, — говорю я. — Послушай, мальчик, подойди-ка ты сюда… иди, иди, не стесняйся, на тебе ручку в подарок, держи. Что бы ему еще дать? — говорю.

Мальчик послушал разговор, взял ручку и сказал:

— Я! Учительница сказала: «Куда пошел? И где окно?»

— Что-что? — удивился я.

— «Куда пошел? И где окно?» — радостно повторил мальчик.

Ах, он учится в школе русскому языку и показывает нам свои успехи!

— Кто заставляет его работать? Родители?

Все быстро менялось. В окно уже виден закат на летном поле. Мальчик устал, ему хотелось спать. Но он менял свои подносы и показывал, как они разрисованы. Иногда он звенел подносом. Проходя мимо нас, всегда говорил:

— «Куда пошел? И где окно?» — И смеялся.

— Я этих слов никогда не забуду, — говорю. — Такие смешные слова! Подходят во всех случаях.

Теперь самолеты один за другим взлетали. Мы плохо слушали объявления. Мой друг показал на взлетающий самолет и сказал:

— По-моему, наш самолет взлетел.

— Не может быть, — говорю я, смеясь. — «Куда пошел? И где окно?»

Да, так и есть, самолет улетел, а мы остались.