Генрих Сапгир - Летящий и спящий

На улицах мне часто встречаются кандидаты. Идет такой высокий парень с длинными волосами-сосульками, фигура нескладно-агрессивная, глаза тусклые, внимательно-беспокойные. Сразу видно, кандидат.

На экране телевизора я тоже вижу их. И по тому, как смотрит равнодушно-свысока или вовсе отворачивается, определяю: этот уже не кандидат, уже достиг степени, уже убил. Или того хуже.

У нас в глубине, на задворках, старинная Бутырская тюрьма, вернее, зады — стены, башни и подсобные помещения. Видел я там такую картину. Влез на толстое обрубленное дерево черный мужик разбойничьего вида и кричит — над пустырем, над глухими кирпичными зданиями, над серой стеной с колючей проволокой прямо в окно с прутьями решетки, в какое — сам толком не знает. Он кричит новости, а вся тюрьма слушает, слушать ведь не запретишь.

И какая радость какому-нибудь парню, может быть, смертнику. Как жадно он ловит далекий родной петушиный крик.

— А-а-а-а! — кричит, — арестовали!..

— А-а-а-а! — кричит, — Арсена!..

— А-а-а-а! — кричит, — родила!..

И еще много разного кричит во все горло. Часами кричит. Каждое слово кричит. Эдакий петух на дереве. Про всю их нескладную жизнь кричит. Мало ли кто про что кричит на задворках. Кричать ведь не запретишь.

Весь день проспал, в полумраке лысина серела неподвижно, как неживая. Под вечер проснулся. Зажег лампу, за шторой стало совсем темно. Сунул ноги в тапки и прошел на кухню. Откупорил бутылку и налил себе бокал розового. Потом другой и сразу — третий. Теперь можно начинать жить…

Он видел ночью с балкона, из домов на улицу стали выходить люди. Длинные тени протянулись от них по асфальту. Они шли, сутулясь, каждый сам по себе, как на работу. Когда отошли достаточно далеко — к мосту, замахали руками и один за другим стали подниматься в воздух. Бесшумные нетопыри и совы летели над темной, разведенной желтым водой. Он понял, все они те, кто не спит по ночам.

Он ушел в комнату. В стакане еще поблескивал джин со льдом. Одним глотком он осушил стакан и невольно оглянулся на шорох занавески. И успел увидеть: длинное тело его выплывает из окна, как торпеда, которую навели на Луну.

Он спал с моей женой. Или нет? Я так недолюбливаю его, что, выбегая на арену, снова превращаюсь в тигра. Я рычу, взрывая когтями опилки. И громкие обжигающие удары хлыста опять загоняют меня на тумбу.

Но постойте, как же это происходит, что я, тигр? Моя рука рывком раздернула тяжелые занавеси — и это уже лапа? Я выскочил, на свету в глазах замелькало, замельтешило, амфитеатр, публика сливаются темными полосами, и вот уже бью себя по бедрам полосатым хвостом? Или еще в уборной увидел в глубине зеркала его волосатую бледную спину, пересеченную двумя полосами подтяжек, и ощутил такой прилив ярости, что усы мои встопорщились, и из зеркала на меня глянула свирепая морда тигра?

Оглушительно щелкает хлыст. Но пока еще есть время. Спал или нет? Если да, я сейчас прыгну на него и с наслаждением стану раздирать когтями это шитое блестками черное трико, эту бледную жирную спину. А если нет — застрелю его из пистолета с раструбом — из автомобильного рожка. Будет много дыма, визгливого хохота, опилок, крови и автомобильных сигналов. Потому что сам я — мучной клоун с серьезными настойчивыми глазами. Потому что это вечная цирковая история.

Ушел гулять с приятелем. Вернулся домой с водкой в обнимку. Жена закричала, накинулась. Однако водка посильней оказалась.

Шум, крик, скандал. Вызвали милицию. Пришла милиция, сразу победила водку. Утихомирилась водка, присмирела, на полу в камере уснула.

В том-то и дело. Обычно милиция побеждает водку. Да ведь и водка не дура, если раззадорится, любую милицию победит.

Недаром на масляно-коричневой стене нашего РЭУ, по-старому — домоуправления, пришлепнут такой красноречивый плакат: большая бутылка нарисована, очень натурально, на дне ее маленький человечек скорчился. Алкаш. И написано: ВОДКА ТЕБЯ ПОБЕДИЛА. СТЫДИСЬ! Или: ИЩЕШЬ ИСТИНУ В ВИНЕ, САМ ОКАЖЕШЬСЯ НА ДНЕ. Или: ВЕРА, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! Или: ВСЕ ТАМ БУДЕМ. Что ни напечатайте, все к месту.

Один знаменитый русский поэт, живущий теперь в Америке, мне признался:

— Давно вижу мир из окна автомобиля. С плоских кожаных подушек он представляется совсем другим: комфортабельней, стерильней и спокойней. Дома аккуратно чередуются. Люди довольно далеко — на тротуарах или в других автомашинах, одни обгоняют, другие отстают. Полицейские неизменно вежливы. Луга и леса, как на картинке, цветы, правда, не пахнут. Солнце не жарит, дожди не секут — кондишн в салоне. Если у дороги митинг, авария или там убивают друг друга, всегда можно прибавить скорость — и все это кино уже позади.