плеск и перебранка…
сидя на земле
они с жадностью накинулись друг на друга
из будки вышел человек
потянулся
обтер лицо ладонями —
умылся на заходящее солнце
вскочили как вспугнутые птицы —
и не оглядываясь…
в эпицентре где сидели
разворошенная полынь полегла веером…
можно было в пустом бараке
но оттуда выскочила крыса
придумал прилечь за холмом
но там уже белела парочка
хуже чем в городе
а дальше был берег и море
и шли — со спины — двое:
она в длинном белом платье
он в чесучовом пиджаке с тросточкой
(страница вырванная из журнала «Нива»)
в стороне стоял фургон
снималось кино
часто задышала
потемнели расширенные
там — драма и благородство
канделябры и всё соответствует…
а здесь какой-то худосочный недотыклик —
и то негде
стать дымком «Золотого руна»
медовым духом
поманить ноздри женщины:
этот в мягкой шляпе — приключение —
и вдруг
обернуться и глянуть
стеклянным глазом гомосексуалиста
или — едким маслянистым бруском
скользить и мылиться
так мылиться
что смылить моющегося —
под душем смылся весь!
и пока возникает он голым в отстойнике
к недоумению дежурного
засесть
эдаким чертом
в банке пива
кто откроет
щелкнуть в нос пеной —
заплевать всего задристать —
обескуражить
при общем веселье
перескочить кузнечиком
на чью-то утлую голову
и вколотить ей разумную мысль
которая ее же погубит
этого мало! —
стать событием
чудовищем
о котором долго будут помнить
закрываешь глаза —
открываешь себя:
горящий пересек темное
заскользил
зачертил ослепительно
зигзаг
постепенно гас
пятно
ширилось и возгоралось
красное
перекрыло лиловым
вот они — корни волос
Господи! снимают крышку
Боже! открыт весь
стручистый завиток
вытянулся
и выпустил усики
лапки
не знаю зачем
не знаю почему не человек
чем фантастичнее
тем вернее
ловит
мир
сознание
на острие иглы
замечательный Бойс
на вернисажах и в университетских аудиториях
представляя собой некий сбой
никогда не снимал шляпу-шляпу
это был знак
возможно проявлял невидимое
в том числе неявную лысину
или художнику
нравилось трогать ворс
это был Бойс
…жук-носорог
полз по поверхности дерева
металла
пробовал плотность масла
рыхлость картона
собственный вес
…а когда-то
здесь в безжалостном небе Крыма
выбросился из горящего «мессера»
это был бой!
в лысой татарской степи
парашют волочил по стерне
полубессознательного юного Бойса
пачкающего солому коричневой кровью
(как любил он после пачкать бумагу)
…синие скулы и щелки — улыбка
«не бойся» по-русски
и еще по-татарски вроде «бай-бай»
бай-бай Бойс…
в забытье окунулся как масло
наверно оно и спасло
(помните акции неукротимого —
желтыми комьями жира
метил углы уносил на подошвах —
месил жизнь
Бойс! это был бой! бой!)
…а тогда философ-маслобойка
ощутил впервые дуновенье
меж редеющими волосами
скинул пилотку люфтваффе
нахлобучил свою вечную шляпу-шляпу
на уши-локаторы
и поклялся быть вечным татарином
кем и был достойный герр профессор
все свои последующие годы
под германскими вязами
ЗЕРКАЛЬЦЕ НАД УМЫВАЛЬНИКОМ
надвигается
грозовая блескучая ночь
над фаянсом
утопленным в кустах сирени
в этом О
листья топорщатся как галчата
прыснуло светом
будто из фонаря —
незнакомые ветки ветки
полезли оттуда
(я видел сам сам)
пачками лягушачья листва
выпрыгивала взрывалась
во все стороны
брызгая светлым дождем
(который недавно прошел над нами)
но там в зазеркалье
все еще крутилось и мешалось —
оттуда хлестало
плевалось дождем жуками цветами…
под фаянсовой чашей
разливалось озеро в траве
где мутно отражался белый заяц
с нашей — уже ясной — половины
вдруг оно перекрылось
из туманного
выпростались кусты
вытянулись провода
выскочила дощатая будка
порскнула летучая мышь —
и метнулась в сторону моря
нерешительно заглянул
в это темное лицо
с широкой полосой бровей
лет на тридцать моложе
белый заяц там прыгал
Читать дальше