Михаил Климов - Старый дом

Надежда Михайловна, как ушла тогда с Маринкой к себе, так уж больше не показывалась. Видно было, что там горит какой-то небольшой свет, но движения не замечалось, только иногда слышались легкие шаги.

Поэтому, когда Слава, наконец, закончил сборку «уродца», он негромко сказал в темноту:

– Надежда Михайловна, я придвину шкаф сюда. Если что-то понадобится или напугает, просто постучите в заднюю стенку, хорошо?

– Хорошо, Вячеслав Степанович… – раздался тихий голос. – Я все поняла и уже давно ничего не боюсь…

Прохоров, вспоминая сегодняшний день и все Надеждины страхи, хмыкнул негромко, придвинул шкаф на место, но книги расставлять не стал, потому что порядком устал. Устал физически, вымотался морально, но ложиться даже не пробовал – знал, что не заснет.

Потому что выход «туда» был запланирован на завтра, на двенадцать часов, Володя, оказывается, пока они ужинали, сгонял за первой порцией бон и таким образом финансовый вопрос был решен. Надежда обещала сходить за котелком с утра и к двенадцати вернуться. А чтобы не напутать с размерами она взяла веревку (взяла у себя в комнате, в этой сегодняшней половине ничего подобного не нашлось, даже шкаф был упакован скотчем) и обмотала ее вокруг головы нашего героя, отметив, где сходились концы.

На него пахнуло ее духами, она ведь почти обняла Прохорова, и от этих мгновенных объятий у него голова пошла кругом и ушла бы далеко, если бы суета со шкафом не вернула его назад.

Ну вот, и это предвкушение завтрашнего похода, как модно говорить сегодня, Славу прилично (или даже неприлично) «колбасило». Приходится здесь употреблять именно это слово, потому что оно нейтрально окрашено в отличие от, например, «тревожило» или «радовало».

А его как раз тревожило и радовало одновременно.

Первое, потому что неизвестно было, чем такая вылазка закончится, – вон Наденьку (в мыслях – уже Наденьку) она просто выбила из колеи, если не сказать хуже – в чем-то даже сломала жизнь.

А второе – потому что приключение, отличный в перспективе заработок, общение на несколько часов с такой симпатичной женщиной – что может быть лучшей причиной для изготовления излишков адреналина, чем наш герой сейчас весьма интенсивно и занимался.

Он побродил по комнате, прислушиваясь к тому, что происходит за стеной, постоял у окна, прислушиваясь к тому, что происходит за стеной, потом присел к столу, все так же прислушиваясь к тому, что происходит за стеной.

За стол Прохоров присел, потому что надумал уморить себя с помощью работы, ибо что может быть скучнее, чем описывать чужие, хорошие, пускай даже очень хорошие, книги.

Дочь, хоть скрипела и ругалась, однако потрудилась на славу…

Он улыбнулся этой фразе в своей голове, потому что оба значения последнего слова здесь хорошо подходили…

А возвращаясь к Маринкиной деятельности, нужно сказать, что за время отсутствия наших главных персонажей, она успела описать почти двадцать книг, проделав самую нудную работу: посчитав страницы и иллюстрации.

Оставалось только проверить ее описания, честно (хотя Горох предпочел бы восторженные слова) рассказать о состоянии да добавить информацию о каждом экземпляре – его редкости, уникальности или просто о том, где он описан и почему удостоился такой чести. Маринка таких подробностей знать не могла, у нее, как уже говорилось, была другая специальность, а это – оставшаяся и только Славина часть работы.

Прохоров взял верхнюю книжку из пачки, лежащей на столе – это оказались «Мечты и звуки».

В авторах дочь правильно указала «Н.Н», потому что так значилось на титуле. И совсем не обязательно ей было знать, что этот НН – Николай Некрасов, а «Мечты и звуки» – первая его книга, которую он после разгромной статьи Белинского, как и Гоголь, собственноручно и уничтожил, чем и объясняется ее большая редкость.

Он открыл обложку и вдруг понял – что-то не так…

Потрогал пальцами, потер бумагу – и все понял: обложка была левая, сделанная недавно, хотя и качественно. Не как «Ганц Кюхельгартен», который был фуфлом от начала до конца. Нет, тут кто-то взял сегодняшнюю бумагу, похожую на старую, но все-таки не старую, и то ли на принтере, то ли на ксероксе, напечатал только изображение подлинной обложки.

Отсюда следовал вывод: работал профессионал, бумагу и печатное оборудование сегодня мог найти любой, у кого есть минимальные деньги, но вот, откуда у лоха оригинал, с которого сделана копия?

Интересно, Горох знает о таком фуфле или кто-то опять воткнул ему фальшак, не предупредив? Денег, наверняка, взяли немало, и если не сказали честно – Слава продавцу не завидовал…