Вирджиния Эндрюс - Лепестки на ветру

Я с силой оттолкнула его и затем повернулась ко всему залу.

— Слушайте все! Я действительно дочь Коррин Фок-сворт-Уинслоу! И она действительно запирала своих четырех детей в дальней комнате северного крыла. Наша бабка тоже участвовала в заговоре и позволяла нам играть на чердаке. Мы украсили его бумажными цветами, чтобы там было уютнее нашим маленьким близнецам: и все для того, чтобы наша мать получила наследство! Наша мать сказала нам, что мы вынуждены скрываться, иначе дед никогда не впишет ее в свое завещание. Вам известно, как он ненавидел ее за то, что она вышла замуж за его сводного брата. Наша мать уговорила нас приехать сюда и жить наверху, но чтобы мы сидели тихо, как чердачные мышки. И мы поехали, ведь мы доверяли ей, мы верили, что она сдержит слово и выпустит нас на волю в тот же день, как умрет дед. Но она не сделала этого! Она этого не сделала! Она оставила нас там мучиться еще на девять месяцев после того, как деда схоронили!

У меня было еще что сказать. Но моя мать вдруг пронзительно закричала:

— Прекрати! — Она неверным шагом пошла ко мне, вытянув перед собой руки, как слепая. — Ты лжешь! — взвизгнула она. — Я тебя впервые в жизни вижу! Убирайся из моего дома! Убирайся, пока я не позвала полицию, и тебя не вышвырнули отсюда! Убирайся немедленно, и чтобы тебя здесь больше не было!

Теперь все взоры были устремлены на нее. Она, такая утонченная и изысканная, совершенно вышла из себя, она вся дрожала, лицо ее посинело, и она, казалось, была готова выцарапать мне глаза. Не думаю, что в тот момент среди присутствующих был кто-нибудь, кто ей поверил, особенно теперь, когда мы были близко и все видели, что я ее копия, и к тому же слишком уж многое была мне известно.

Барт отошел от меня и направился к жене. Он что-то прошептал ей на ухо. Он обнял ее, утешая, и поцеловал в щеку. Она бессильно уцепилась за него бледными дрожащими руками, а глаза ее — небесно-голубые глаза, полные слез отчаяния, молили о помощи. Такие же глаза были у меня, и у Криса, и у наших близнецов.

— Еще раз спасибо, Кэти, за прекрасный спектакль. Давайте пройдем в библиотеку, и я расплачусь с вами. — Он обвел глазами обступивших нас гостей и спокойно сказал: — Мне очень жаль, но моя жена в последние дни неважно себя чувствовала и, пожалуй, я выбрал неподходящий момент для подобных шуток. Мне следовало бы лучше спланировать такое шоу. Поэтому извините нас, и прошу вас продолжать веселиться, угощайтесь, пейте, ни в чем себе не отказывайте. И пожалуйста, не торопитесь расходиться, может быть у мисс Кэтрин Дал есть для вас еще сюрпризы.

Как я ненавидела его в эту минуту!

Гости толклись вокруг, перешептывались и смотрели то на него, то на меня, а он поднял мою мать на руки и понес ее в библиотеку. Она теперь была потяжелее, чем когда-то, но в его руках она выглядела пушинкой. Через плечо Барт оглянулся на меня и сделал мне знак следовать за ними, что я и сделала.

Мне очень недоставало Криса, ему все же следовало быть сейчас со мной. Плохо, что всю правду выложить ей в лицо выпало мне одной. Я чувствовала странное одиночество, я как бы ушла в оборону, как будто боялась, что в конечном счете Барт поверит ей, а не мне, что бы я ни сказала, какие бы доказательства ни представила ему. А доказательств у меня было предостаточно. Я могла описать ему цветы на чердаке, игрушечную улитку, змейку, мое послание на грифельной доске, а главное — я могла показать ему деревянный ключ.

Барт вошел в библиотеку и бережно опустил мою мать в кожаное кресло. Он резко скомандовал мне:

— Кэти, закрой, пожалуйста, за собой дверь.

Только сейчас я увидела, что в библиотеке был еще один человек. В кресле-каталке, которым когда-то пользовался мой дед, сидела бабка! Это было то самое кресло: оно делалось на заказ и сильно отличалось от стандартных кресел такого типа. Поверх больничной блузы на ней был серо-голубой халат, а ноги были закрыты пледом. Кресло стояло возле камина, так что ее согревало гудящее пламя очага. Когда она повернулась ко мне, ее лысый череп блеснул. Серые металлические глаза злобно сверкнули.

С ней в комнате была сиделка. Я не успела разглядеть ее лица.

— Миссис Мэллори, — сказал Барт, — не выйдите ли вы из комнаты, а миссис Фоксворт пусть пока останется здесь. —Это была не просьба, а приказ.

— Да, сэр, — сказала сиделка, быстро поднялась и поспешно вышла. — Вы просто позвоните мне, сэр, когда миссис Фоксворт захочет лечь в постель,

— сказала она уже в дверях и исчезла.