Вирджиния Эндрюс - Сад теней

— По миллиону долларов каждому? — он стал перед неизбежным фактом, не в силах что-либо изменить.

— Считай, что это — штраф.

Он уставился на меня уже не столько с ненавистью, сколько с удивлением, характерным для человека, узнавшего, что его соперник столь грозен. Мне показалось, что по странному стечению обстоятельств он вдруг стал уважать меня с этого момента, хотя не мог без гнева принять, что я требовала от него.

— Что-нибудь еще? — спросил он, а в голосе звучали усталость и горечь собственного поражения.

— Пока ничего. У нас с тобой слишком много работы. Я думаю, что не следует ее откладывать.

Я не забуду никогда, с каким чувством я прошествовала по комнате и вышла из библиотеки. Казалось, я навсегда погрузила его во мрак, сделала своей тенью. Впервые в жизни мой высокий рост не был для меня проблемой, не волновал меня, так как я почувствовала себя на высоте собственного положения. Я избежала трагической участи для себя и даже оказалась в выигрыше. Малькольм, всегда добивавшийся своего и любое дело обращавший в прибыль, на этот раз вынужден был сдаться. Он проиграл гораздо больше, чем я.

Я вышла в зал и взглянула на винтовую лестницу, что вела к лебединой комнате, где Алисия ожидала собственного приговора. Не Малькольм должен был сообщить ей об этом, а я. Именно я поднялась по лестнице; именно мне предстояло сообщить ей новости и передать распоряжения. Мне предстояло управлять событиями и людьми. Мне предстояло открывать ставни и впускать свет в Фоксворт Холл. Я стану закрывать двери, открывать окна, включать и выключать свет. Я стану решать, когда впускать солнечный свет и когда темноту. Я буду распоряжаться счастьем и радостью, печалью и горечью.

Я открыла дверь в лебединую комнату без стука. Это подчеркнутое неуважение лишний раз доказывало мое превосходство. Алисия, которая только что приняла ванну и вымыла свои роскошные волосы, быстро укуталась в полотенце и потянулась за халатом.

— Присядь, — приказала я.

Она направилась к кровати и послушно села, как дитя. Я выдерживала паузу, а она смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Затем я направилась к окну и посмотрела на усыпанное звездами небо. Дождь прекратился, и тучи двигались на восток. Зрелище быстро изменяющегося неба придало мне гораздо больше уверенности в собственных силах. Я почувствовала, что природа словно наделяет меня своей энергией. Я направилась к туалетному столику и посмотрела на ее богатую косметику.

Все запахи были удивительно женственными. В воздухе витал дух любви и очарования. Казалось, это был волшебный туалетный столик. Любой гадкий утенок мог присесть за него и через несколько мгновений превратиться в очаровательную и соблазнительную женщину, которая разбивала сердца мужчин легким поворотом головы и нахмуренным лицом. Очевидно, что Малькольм, вдыхая эти запахи, грезил о нежной страсти. Аромат пронизывал воздух и после того, как Алисия выходила из комнаты или спускалась по лестнице. Малькольм, следуя за ней, трусил, как собачонка, опьяненная ароматом надежды. Все это должно было резко оборваться. Я обошла ее со всех сторон, чтобы посмотреть ей прямо в глаза.

— Когда ты переселишься в северный флигель. — начала я, — ты не сможешь взять с собой никакой косметики, лишь самые необходимые вещи.

Я хотела внушить ей, что все решалось от имени Малькольма.

— Значит, мне придется жить в уединении до тех пор, пока не родится ребенок. Ты не изменишь своего решения? — спросила она, а в голосе звучала грусть поражения и безысходности.

— Нет, — ответила я, — только на этих условиях вы с Кристофером сможете рассчитывать на наследство. Тебе придется делать то, что я прикажу.

Она прижала руки к лицу, но не заплакала.

— Тебе нужно как следует высушить волосы, иначе ты простудишься. А болезнь — это худшее, что может произойти с тобой.

Она кивнула, по-прежнему пребывая в трансе. Глаза были пустыми, плечи ее ссутулились. Она взглянула на маленькие ручки, сложила их словно в молитве. Печать обреченности легла на ее лицо, но мне не нужно было искать слова сочувствия или ободрения.

Я направилась к выходу.

— Оливия, — заплакала Алисия. Она встала. — Я боюсь.

— Спустя некоторое время ты успокоишься. Поверь моему опыту.

И я вышла, оставив ее одну, казавшуюся такой маленькой и одинокой, с бледным лицом и по-детски выразительными глазами, в которых отразились ее страдания.

Я с нетерпением приступила к выполнению намеченного плана. Я решила, что заточение Алисии начнется через три месяца, когда появятся первые признаки беременности. Это дало бы Алисии и мне время подготовить мальчиков к разлуке. Как-то в мае, уже обсудив все с Алисией, я решила сказать детям об этом. Мы вместе вошли в детскую.