Эрих Хакль - Две повести о любви

Я до сих пор не могу понять, почему он поехал назад в Германию. Просто в голове не укладывается. Конечно, он не один был такой, многие записались, был, например, некий Ганс. Красавчик огромного роста, метр девяносто, что-то в этом роде. Он хотел затащить меня в загс, а оттуда прямиком дальше, в Германию. Я сказала: без меня. Хоть свяжите меня, все равно не поеду. В итоге я, конечно, тоже вернулась, но в Испанию, добровольно поехала в страну с диктаторским режимом. Я тоже вернулась со своим сыном. Я себе сказала, если они захотят меня расстрелять — пусть расстреливают. Но моего сыночка они не получат, Хулиано уж как-нибудь пробьется. Черт с ними, пусть они меня расстреливают, эти фашисты. Меня не расстреляли лишь потому, что я была осуждена только в сорок пятом. Германия тогда была уже побеждена, и Франко дрейфил перед союзниками. Тем не менее суд хотел дать мне вышку. Я специально делаю акцент на том, что тоже поехала добровольно, но в Германию меня даже на аркане никто б не затащил. Ну ладно тот, кому фашисты ничего вменить не могут, куда ни шло. Но такой, как Руди, с его красным прошлым, кого преследовали, объявляли в розыск, кто бежал из Вены… Нет, нет и еще раз нет. Не знаю, известно ли об этом его сыну, я, во всяком случае, ни словечка ему ни проронила. Я была твердо убеждена, что он спятил.

Конечно, мы много об этом спорили. Выдвигались и весьма весомые контраргументы. Во-первых, ты едешь в неизвестность. Во-вторых, никогда нельзя доверять нацистам, они наобещают тебе с три короба и никогда не сдержат слово. В-третьих, тебя посадят в концлагерь или сгноят в тюрьме. Такие мысли были у каждого из нас: стоит ли рисковать? Да или нет? Но была еще и надежда: а вдруг мы получим работу, как югославы. И вообще, что с нами будет во Франции? Что нам, погибать здесь, сдохнуть с голоду? Или залечь на дно? Это ведь тоже не выход или, во всяком случае, не для всех. Потому что немцы все равно бы нас выследили, а если не они, так французы, проводившие политику коллаборационизма. Тех, кто не объявился добровольно, гестапо прибирало к рукам другими методами.

Не буду утверждать, что я не понимала его решения. Многие нелегально возвращались в Испанию, или в Германию, или в Австрию, которой тогда не существовало. Я прекрасно понимала, почему они это делают. Я бы также поняла, если б он тайком поехал в Германию, чтобы с оружием в руках сражаться в рядах Сопротивления. Так мы рассуждали в то время. Мы рисковали своей жизнью, своим счастьем, своим здоровьем, и все ради свободы. Я тоже рисковала. И не раскаивалась потом. Но я не была такой наивной, как Руди. Ведь он официально просился назад, с женой и ребенком.

Фримель подал прошение. Я уверен, что он по возможности занижал свою роль в борьбе против национал-социализма, как и многие из нас. Мы, к примеру, выпячивали свою враждебность к режиму Дольфуса, который был ненавистен и нацистам, и подчеркивали, что именно поэтому поехали в Испанию и потому что не нашли работы в Австрии. Фримель, кажется, также написал, что долго оттягивал репатриацию, поскольку не хотел оставлять жену одну. И что он надеется найти в Германии работу по своей профессии. Но при этом он не лгал. Клятву верности немецкому рейху, я думаю, он все-таки не приносил. Свое прошение он подал 1 июня 1941 года.

Кажется, через неделю он получил ответное послание от уполномоченного по репатриации Германской комиссии по перемирию в Тулузе: «Господину Рудольфу Фримелю, проживающему на Place de l’Eglise 9, Arthès (Tarn). Сегодня я отдал приказ французским властям о передаче Вас немецким инстанциям на демаркационной линии. Передача будет осуществлена сотрудниками французской жандармерии в штатском. Одновременно Вам высылается репатриационное удостоверение (один экземпляр) для предъявления органам всех властей, свидетельствующее, что Вы являетесь имперским немцем или фольксдойче [31] Немец, проживающий на территории Германии, подданный рейха; фольксдойче — немец, этнически «принадлежащий к немецкому народу», но проживающий вне территории Германии. и передаетесь мною, уполномоченным по репатриации Германской комиссии по перемирию, назад. Это удостоверение не дает Вам, однако, права самовольно покидать Ваше теперешнее местопребывание и самостоятельно пересекать демаркационную линию. При передаче прошу Вас отделить отрывной талон, поставить Вашу подпись и дату передачи и, используя прилагаемый конверт с оплаченным почтовым сбором, немедленно отправить его мне назад. Это необходимое условие. Лутц. ГРК [32] Германская репатриационная комиссия. -фельдфюрер».