Мартин Эмис - Деньги

Я взглянул в раскрасневшееся лицо Терри — его кривые лохмы, пол-уха откушено, ноздри разной величины. Зубы торчат во все стороны, как битое стекло по верху бетонированного забора. Терри — один из новых принцев, гений безудержной импровизации. В настоящее время голубая мечта его— нанять шофера-инвалида. Тогда можно будет налепить на стекло соответствующий значок и парковаться где угодно.

— Ладно, поспрашивай.

— Есть, сэр, — отозвался он. — Всегда лучше перестраховаться. Усек?

И вот я двигаюсь домой на исходе скомканного дня, лавирую в толпе братьев и сестер, то встречаясь, то не встречаясь с ними взглядами, и мне даже почти приятно осознавать, что подозрения подтвердились, что теперь все официально.

— Шах, — сказал я.

Селина возмущенно посмотрела на меня. Ее глаза, мечущие молнии, вернулись к доске. Она фыркнула и наобум двинула своего чернопольного слона.

— Шах, — повторил я.

— Ну и что?

— Это значит, что я угрожаю твоему королю. Могу его съесть.

— Ну и на здоровье. Подумаешь, напугал.

— Ты не понимаешь. Весь смысл же...

— Я пошла в ванну. Терпеть не могу шахматы. Куда двинем? Только не в индийский и не в китайский. И не в греческий. «Крейцер».

— Как скажешь. — Я вернул в исходное положение тяжелые фигуры.

— На голове у тебя просто кошмар. Дал бы мне подстричь.

— Я в курсе.

Ровно сегодня я заходил в парикмахерскую — двадцать фунтов как с куста. Хренов коротышка-гомик покопался в моих лохмах и с отвращением поинтересовался, сколько мне лет. Тот же самый вопрос задавал Роджер Фрифт. Это все сердце. Мотор барахлит, старый, тик-так, сбивается с ритма.

Я зашел в спальню и порылся в комоде, в ящике с нижним бельем Селины, рассчитывая удивить ее результатами раскопок, когда выйдет из ванной. Оба-на, что-то новенькое. И это... Тронув на пробу пальцами новенький лиф, я ощутил в области шва что-то твердое. Что бы это могло быть? Китовый ус? Нет — свернутые трубочкой потертые десятки... двести фунтов! Что она, совсем соображение потеряла — устраивать тайник в ящике с нижним бельем? Прекрасно же знает, что я все время там копаюсь.

Она вышла из ванной, опоясанная полотенчиком для рук. Я ткнул пальцем. Она и бровью не повела— ну, почти — при виде кучи денег, небрежно раскиданных с ее стороны кровати.

— Откуда это у тебя?

— Выиграла!

— Во что?

— В рулетку!

— А кто-то говорил, что без гроша в кармане...

— Это была моя последняя пятерка! Я поставила на номер, когда уже уходила!

— Это тридцать к одному, а откуда еще пятьдесят?

— Чаевые!

— Ты же говорила, что работаешь там, верно?

— Верно!

— И кем?

— Крупье!

Я помедлил, изображая свирепый оскал. Раньше Селина работала крупье, что правда, то правда. В «Цимбелине» нанимают вертихвосток патрулировать зал— это тоже правда. В мини-юбках и полупрозрачных блузках. Можно подумать, они просто заглянули перекурить, но на самом деле при исполнении, и заходить с лохами дальше определенной черты им строго-настрого воспрещено — как я выяснил однажды вечером, нет, ночью, когда цыпочка, с которой я тогда был, уже залегла на боковую.

— А все-таки, откуда мне знать, вдруг ты просто развлекалась там с кем-нибудь?

— Позвони Тони Девонширу!

— Кто такой Тони Девоншир?

— Управляющий!

— Ну, ладно...

— Давай же! Позвони ему!

— Хорошо, хорошо.

— Кстати, по-моему, я говорила тебе вынести мусор. Вынеси сейчас, будь так любезен. И почему бы нам завтра не поесть днем в городе, а потом зайдем в твой банк, разберемся со счетом. Так и так все уйдет на квартплату, а я еще должна шестьдесят своему гинекологу. Согласись, куда разумнее было бы мне перебраться сюда. Осторожно, помнешь. Ой, смотри, как они сели. Наверно, и не налезут уже. Ну-ка, ну-ка... о-па! Но все равно, наверно, с этими подвязками и поясом не сочетаются, правда?

Я опустился на мятые купюры.

— Угу, — сказал я. — Поди сюда.

«Фиаско» нужен капитальный ремонт. Селине — совместный банковский счет. Алек Ллуэллин должен мне денег. И Барри Сам должен мне денег. Надо бы поскорее опять съездить в Америку и заработать побольше.

Я пригласил Дорис Артур на ленч. Она простила меня за то, что приставал к ней. Настолько убедительно простила за то, что приставал к ней, что я попробовал опять. На этот раз дело было не в бухле, а в самой бабенке. Покушав, мы обсудили наши наметки, в ее номере. Вообще-то, в голове у меня четко сидят шесть больших сцен, которые я знаю как снять, и задача Дорис — придумать ненавязчивые переходы между ними.