Мартин Эмис - Деньги

На последнем письме адрес был написан от руки — Джону Саму, эсквайру. Эту стопку цвета хаки я перебирал ужасным утром, когда вернулся из Нью-Йорка (полдень по лондонскому времени, пустая квартира, в руке стакан, то есть джин-тоник в шесть утра — воистину благая весть, как для души, так и для тела) и срочно искал дружеского участия, сочувствия; глянув на трогательные каракули, я решил, что это очередное тактичное напоминание от какого-нибудь моего мануального терапевта, цирюльника или сердечных дел мастера... Последнее время они обзавелись секретаршами из стран Содружества, чтобы надписывали конверты вручную; это придает интим. Но письмо вдруг действительно показалось мне донельзя интимным. Ощущая небывалый подъем, я перегрыз его бумажное горло. И вот что я прочел:

Джон милый

Я хочу вернуться. Не верю всему, что ты наговорил, ты наверно просто погорячился. Как ты мог такое подумать. Пожалуйста позвони, не представляю даже что буду без тебя делать.

Целую много-много раз,

твоя Селина

P. S. У меня ни гроша.

Опасно возбужденный, разгоряченный безошибочной похотью, я плеснул себе в стакан и пристально изучил письмо в поисках улик. Штемпель на конверте — десятидневной давности— был стратфордский. Бумага — гостиничная, и шапка гласила: «Цимбелин, отель-казино». Ниже приводился телефонный номер, семизначный, с дефисом после второй цифры... Что за «хочу вернуться»? Что такого ужасного я мог наговорить? Не первый раз, далеко не первый, я попытался восстановить в памяти события того вечера перед отлетом в Нью-Йорк. Что же произошло? Мы пообедали с Селиной в дорогом ресторане. Крепко повздорили на тему денег. Дома состоялся постельный раунд, по случаю прощания особо обстоятельный, Селина игрива и долготерпелива, я же напорист и любвеобилен как никогда. Потом, насколько помню, я опрокинул стаканчик-другой на сон грядущий и забылся. Иначе говоря, вечер, как любой другой. Не исключено, что под конец я мог отвесить ей плюху, но это тоже в порядке вещей. Когда утром — точнее, в полдень — я проснулся, Селина уже давно ушла. Ничего такого я не подумал. Выпил кофе по-ирландски, собрал чемодан и оставил на кухонной стенке свой номер телефона.

Мне ответил мужской голос и бесстрастно согласился выполнить мою просьбу.

— Я так и знала, что это ты, — горячо прошептала она.

— Я жду тебя, — понизив голос, отозвался я с такой же порочной хрипотцой. — Скорее, мне уже не терпится.

— Ах ты ненасытный. Как я по тебе соскучилась.

— Возьми такси.

— Такси!

— Именно.

— Слушаюсь и повинуюсь.

— И поскорее.

— Слушаюсь и повинуюсь.

Я обошел квартиру. Взял со столика письмо. Под веками у меня жуть как скреблось и зудело. Знаете что? Первый раз за все время я увидел ее почерк — неуклюжие размашистые каракули, наивные поцелуйчики. Как такое может быть? Согласен, мы не самая экспрессивная пара, но все равно. Два года же, черт побери, не хрен собачий — и ни строчки? Черт побери. Я кинул письмо на столик. Возвел глаза к потолку. Интересно, а мой почерк она видела? Да, конечно — на кредитных квитках, на счетах, на чеках.

Пенная стихия супермаркетов распахнула мне свои объятия. Чего я там искал? Шампанского. Когда я трясу мошной, Селина буквально тает. Порнография не терпит полумер. Порнография и деньги заключили надежный конкордат, носу не подточишь, и приходится платить членские взносы. Значит, «Цимбелин»? Бывал я в этом заведении, бывал, с кем-то из селининых предшественниц, то ли манекенщицей, то ли модельершей, как же ее, Синди, Линди, Джуди, Труди... Это дорогущая, но прескверная пивная плюс игорный зал, ходят туда преимущественно за казенный счет, там полно америкосов и канадцев, беговых «жучков», шлюх, всякого жулья, прожигателей жизни. Рекомендую. Меня-то занесло в Стратфорд по делу, мы снимали рекламу нового быстроразогреваемого рулета с яйцами и ветчиной, или это был не рулет, а булочка, или «богатырский», из целого батона, сэндвич; как же его звали, «ом-лет», «ам-лет»... вспомнил— «гам-лет». Съемки проходили в каком-то театре, прямо на сцене. Актер в черном трико, с черепом и скипетром, все дела, ему еще не давала проходу полоумная девица, которую он довел до ручки. И тут вдруг подваливает эдакая длинноногая буферастая цыпа в кружевных трусиках и лифчике, с парой дымящихся «гамлетов» на подносе. Она подмигивает этому доходяге — и все путем. У меня, наверно, ни одного ролика не было без фигуристой цыпочки в нижнем белье. Можно сказать, это мой отличительный знак. На особую тонкость я никогда и не претендовал. Но после моих роликов «быстрое питание» разлеталось просто со сверхзвуковой скоростью.