Мартин Эмис - Деньги

— Чего-чего?

— Сегодня вашего размера нет. Извините.

Я сдержался и в темпе вальса рванул в следующее аналогичное заведение. Потом в следующее. И в следующее.

Господи Боже, подумал я, и ведь это, черт побери, Нью-Йорк, столица калорий, Жиртрестград, где мастодонты перекатываются, как бочки, по запруженным толпой тротуарам, и никто даже ухом не ведет, никто не тычет пальцем. Вон черномазая в бежевом брючном костюме, и рельефный контур нижнего белья проступает, как бечевка, крест-накрест опоясывающая пухлый сверток. А вон, кряхтя, переваливается пара свиных окороков. Им наплевать. Всем остальным тоже. В Лондоне стоило б такой горе мяса лишь нос на улицу высунуть, тут же вспыхнул бы натуральный бунт, революция хохота. Но здесь, в большом плавильном котле, странность как таковая — это еще не повод для смеха. Отсюда и проблема с чувством юмора. Если б оно у вас было, пришлось бы надрывать животики сутки кряду. Короче, мои метания завершились в убогой точке под названием «Большие люди» или «Хорошего человека должно быть много», или (точнее говоря) «Поперек себя шире», почти на границе с Гарлемом, и я с грехом пополам подобрал себе наряд среди жердей и орясин, пузанов и толстозадых, тяжеловесов и налившихся краской мордоворотов. На Банк-стрит я прибыл мокрый как мышь, с языком на плече, пересохшим горлом и жгучей потребностью отлить. Мартина тоже казалась расстроенной, и я глазом не успел моргнуть, как мы снова загрузились в лифт, потом в такси и тут же покатили. Мы опаздывали. Мартина, в угольно-черном платье с ниткой жемчуга на узкой колонне горла, избегала моего взгляда и резким неубедительным голосом сетовала на риск пропустить любовные дуэты в первом акте. Мой вечерний наряд она оставила без комментария — светло-лиловая двубортная тужурка, широченный галстук-бабочка, чем-то очень приглянувшийся мне розовый кушак, короткие лакированные гетры, — и я решил, что вполне вписался в образ. Светофоры, волшебным образом сговорившись, открыли нам зеленую улицу, такси изрыгнуло нас у самой лестницы. Как на школьном дворе после крупной шалости, в вестибюлях мы застали только перезвон колоколов, гуденье гудков и расфуфыренную цацу, которая с нами долго не чинилась — за рога, и в стойло. Не успев купить программку, отдавив большинство встречных ног и лишь чудом ни на кого не рухнув, мы протолкались на свои места в партере, как раз когда начало расходиться красное море занавеса.

Какая все-таки затяжная вещь опера. Тянется и тянется — по крайней мере, «Отелло». Я так понял, предстояла еще вторая часть, но даже в первой события развивались ужасно медленно. Еще меня поразило, что «Отелло» — не на английском. Я все ждал, когда ж они оклемаются и начнут петь по-человечески, но нет; видимо, так и полагалось по замыслу— испанский там, итальянский или греческий. Может, подумал я, может, это какой-нибудь чисто междусобойчик с последующим фуршетом, слет латиносов и прочих пуэрториканцев. Но аудитория при ближайшем рассмотрении оказалась на диво разнородной, в этническом плане. То есть, все эти чуваки с бизоньими бородками и причесоном, как гусарский кивер, все эти двухметровые телки с ястребиным профилем и венерианским загаром— ну, то есть, американцы как американцы. С нехорошим предчувствием я завертел головой — и не обнаружил ни одного вечернего костюма. Дамы — да, прифрантились, и то чуть-чуть, но мужики все строго прямиком со службы. Так что я спокойно мог бы рогом и не упираться. Однозначно. Ни хрена удивительного, что Мартина так на меня окрысилась. Мне вдруг пришло в голову, что на сцене я смотрелся бы куда естественнее, чем в зале.

К счастью, я, кажется, видел кино инсценировку «Отелло» или телеверсию, потому что, несмотря на всю свою тормознутость, музыкальный вариант почти не отклонялся от знакомого мне сюжета. Язык понятнее не стал, но развитие действия прослеживалось без особых затруднений. Черномазый генерал, весь из себя, прибывает в стародавние времена с назначением на какой-то остров и привозит с собой молодую жену, типа леди Дианы. Она потом начинает заигрывать с одним из его подчиненных, повесой и балагуром (я к нему сразу проникся). Короче, все как всегда. И вот, значит, она пытается конкретно запарить супругу мозги — то и дело вставляет словечко за своего дружка, какой он хороший-распрекрасный. Но об ее художествах пронюхал один местный чинодрал и решает заложить голубков генералу, авось чего отломится. Черномазый, однако, не хочет или не может поверить. Классическая ситуация. Правду говорят, что любовь слепа, думал я, ерзая в кресле.