Мартин Эмис - Деньги

— Кого боишься? — на ходу спросил я Филдинга.

— Бедных, — ответил он, пожав плечами.

Так что я задал второй вопрос: а зачем тогда лимузин? Филдинг лишь глянул на меня скептически. Кажется, я знаю зачем, подумал я. Шик-блеск и вся эта аура стоят уличной враждебности. Может, это даже входит в комплект поставки — прямота, завораживающая брутальность денег. Мы завернули за угол, побеседовали еще немного, и потом Филдинг залез в машину, медленно упал на сиденье.

Я зашагал к отелю. Хотеть кучу денег— это не для слабонервных. Все знают, что заработать кучу денег — занятие не для слабонервных. Но хотеть этого — тоже не для слабонервных. Для имущих деньги значат ничуть не меньше, чем для неимущих. Так написано в «Деньгах». И это правда. Существует некий общий резерв. Если вы хотите оттяпать от него здоровый кусок, тем самым вы стремитесь перетянуть одеяло на себя. Я все еще не понял, слабонервный я или нет. Посмотрим. Я только уверен, что деньги очень много для меня значат. Мартина дала мне «Деньги» и еще несколько книжек — «Фрейд», «Маркс», «Дарвин», «Эйнштейн» и «Гитлер». В «Деньгах» масса всего интересного. Например, что плохие деньги вытесняют из обращения хорошие. Закон Грэшама. Чеканить на монетах профили монархов придумали правители, чтобы потешить свою манию величия. Когда Калигулу наконец замочили, то всю денежную массу пустили в переплавку, настолько его рожа всех достала. Чего только ни использовали в качестве денег — и мясо, и бухло, и, разумеется, баб, и всякие боеприпасы. Вот такие рыночные силы я понимаю. При царе Горохе мне было бы куда легче. Вы могли бы расплачиваться со мной не деньгами, а всем этим добром — плохими деньгами. Иногда при чтении «Денег» мне становится немного странно, немного не по себе. Похоже на тот момент, на Девяносто пятой, когда Дорис Артур шепнула мне что-то непростительное. У меня возникает ощущение, как будто во всем есть свой скрытый мотив. И вы в курсе, правда же. Вы прекрасно в курсе. Ничего не понимаю. Ну да как-нибудь пойму.

Я шагал к отелю. Здесь по вечерам люди отбрасывают совершенно другие тени. Фонари ниже, и тени, соответственно, внушительнее. В болезненно-бледном Лондоне желтые фонари торчат на высоких столбах, так что тень короче, нежели сам человек, которого она преследует, опережает, гонит, которому наступает на пятки.

Когда я отворил дверь номера, телефон уже трезвонил. Я почти не сомневался, кто это решил пришпилить меня во тьме— кто-то, мне совсем не знакомый, да и вам тоже, но все равно решил пришпилить.

— Правда, он прелесть? — сказала Мартина Твен в первый мой нью-йоркский вечер. — Вся жизнь сразу так изменилась, даже не верится. Не понимаю, как я раньше без него обходилась. А теперь прихожу домой, и он тут сидит. И ночью с ним так уютно. Правда, очаровашка?

— Красавец, — подтвердил я.

— А ты выглядишь не очень, — сказала она. — Прости. Бедняжка.

— Угу. Тяжелая была неделя.

С моего последнего приезда Мартина успела обзавестись абсолютно безмозглым псом (или абсолютно безмозглым большим щенком) — черной восточноевропейской овчаркой с рыжевато-коричневым чепраком и умильно сведенными рыжевато-коричневыми бровями. Она подобрала его на Восьмой авеню, где тот нарезал отчаянные круги, без хозяина и без ошейника; на псине места живого не было — от укусов других собак, от случайных пинков и затрещин двуногих хищников с Двадцать третьей стрит. Мартина за шкирку привела его к себе домой и вызвала ветеринара. Тот прописал курс антибиотиков, и около недели щенок был совершенно никакой — не вставал с подстилки, любую жратву тут же выдавал обратно. Во что сейчас верилось с трудом — глядя на этот здоровущий тайфун благодарной истерии. Звали его Тень, а полностью — «Тень, попадающаяся на глаза» (старое индейское имя, апачское или шайенское). Я одобрил такой выбор, от всего сердца одобрил. Зачем называть собаку Черныш или Барбос. Или там Найджел или Кейт. Собачьи имена должны отражать мистическую драму жизни животных. Тень — замечательное имя. Понятное дело, он проникся ко мне с первой же минуты — собаки всегда так. Подозреваю, дело в том, что я неистощимый кладезь интересных запахов. Я тоже к нему проникся. Другого такого живчика еще поискать. Тень все не мог поверить своему счастью. Даже в самых сладких щенячьих снах на Двадцать третьей он и не догадывался, что жизнь может повернуться настолько удачно: двухэтажная квартира на Банк-стрит с мягкой подстилкой, любимой и любящей хозяйкой, жратвой до отвала и красивым новеньким ошейником из кожи со стальными накладками, который во всеуслышание провозглашал, что теперь за псиной стоят деньги, и пусть только кто-нибудь попробует сунуться.