Любовь Миронихина - Анюта — печаль моя

Любовь Федоровна Миронихина родилась в Казани. В 1979 году окончила филологический факультет МГУ. Десять лет работала на кафедре фольклора МГУ, руководила фольклорной практикой, участвовала в экспедициях в Поволжье, на Севере, в Калужской и Смоленской областях.

В 1988 году вышла первая книга «Деревенский роман». Рассказы и повести печатались в сборниках, альманахах и журналах.

Член Союза писателей России. Живет в Москве.

Прабабка Анюты родилась еще при крепостном праве. Когда спрашивали, сколько ей лет, баба Арина отвечала: «А я еще при крепостном праве родилась». А лет своих она не помнила, метрик тогда не давали, и редко какая старуха считала свои года. По молодости, может быть, и считала, а после сорока со счету сбивалась.

Как-то на уроке им читали рассказ про Муму. Анюта не сдержалась и всплакнула, так жалко стало собачку.

— А знаете, ребята! — сказала учительница, — у нас в округе есть еще люди, которые родились при крепостном праве. Вот, бабушка Паша Савкина из Прилеп, ей девяносто лет, и Анютина прабабушка Арина. Как ее по отчеству, Анюта?

Анюта задумалась, но не вспомнила, никто не звал бабку по отчеству, только учителей, да врача из Мокрого. Даже председателя не удостаивали, потому что свой, деревенский и возраста не почтенного. Батька его был Романов, и его за глаза звали Романёнком. У них редко какой человек ухитрялся прожить без клички или прозвища. Мамкину крестную бабку Пашу прозвали Жвычкой, потому что была бедовая, верткая старушка, про таких говорят — на обуху горох молотит. А соседа их, парнишку вечно сопливого, почему-то звали Колькой Мазёпой. А вот почему соседка, тетя Настя — Вардёпа, Анюта не понимала и спрашивать стеснялась, может, это слово нехорошее.

Как-то шли они с Витькой по деревне, и услыхала Анюта такой разговор:

— Это чьи же детки? — спросил кто-то из приезжих.

— Это Колобчята, Коли Колобчёнка девка и сынок.

Так Анюта узнала про себя, кто они такие. Им еще повезло, а бывали и совсем несуразные прозвища. Ветеринара из Мокрого почему-то прозвали Чомбой, Чомба да Чомба. Как-то приехал уполномоченный из района и спрашивает:

— Где у вас тут ветеринар живет?

— А, дак вы ищите Чомбу, вон он пошел.

Уполномоченный его догоняет:

— Здравствуйте, товарищ Чомба!

— Я не Чомба, а Власов Петр Егорыч.

— Ой, простите, а мне так сказали.

— Я знаю, какой паразит вам сказал…

А чего обижаться: слово безвредное, просто прозвище, бывало и по-стыдному окрестят. Пока учительница рассказывала им, как тяжко жилось при крепостном праве, как мучились люди, Анюта с трудом скрывала распиравшую ее гордость. Кто бы мог подумать, что у нее такая необыкновенная бабка. Надо будет порасспрашивать ее про те несусветные времена, хоть бы одним глазком туда заглянуть. Страшная-престрашная картина виделась Анюте: в черных каменных подземельях, в железных цепях жили их деревеньки, боязно было лишний раз вздохнуть посвободнее, поглядеть украдкой на солнышко и Божий мир. Вот оно какое — Крепостное право!

Но бабка Арина ничего толком не вспомнила, потому что прожила при крепостном праве всего год-другой, потом пришла воля. Рассказов про старину бабка много наслушалась от своей матери и стариков, и рассказы эти были совсем не страшные — про доброго барина, про красавицу-барыню и барчат. Бабкина тетка была у барчонка в кормилицах. Барчонок уже вырос, но часто к ней в деревню прибегал и просил — нянь, дай хлебушка ржаного! Ему отрежут скибочку черного, посыпят солью. Он очень деревенский хлеб любил, наверное, дома ему такого не давали, а все пряники да ситный.

Анюта слушала, удивленная и разочарованная. Кому же верить? Старушки жизнь при барах нахваливали, а учительница совсем другое говорила. Бабки, конечно, бестолковые, неграмотные, но учительнице откуда про ту жизнь знать, она ведь сама ее не видала? В душе Анюта больше доверяла бабе Арине, а не учености. Бабка знала всех помещиков в округе, живших еще до нашествия французов, а многих видела собственными глазами, тех, которые пришлись на ее жизнь. Анюта очень любила слушать про помещиков. Сначала они все перемешались у нее в голове: кто чей отец, кто — сын, сколько у кого было детей? И как это бабка их всех помнила и ловко сплетала в фамилии и роды, распределяла по усадьбам и деревням! Бывало, заведется рассказывать про старину — хватало на долгий зимний вечер.