Но ведь украинские пограничники гораздо хуже меня. Они за сто долларов отреклись от независимости Украины. Признали мое право считать ее частью Союза Советских Социалистических Республик.
Приятель отреагировал на мои размышления скептически:
– Ты им еще соточку зашли, они Крым российским признают.
Нет, думаю. Я лучше на эту соточку в Ялте портвейна выпью. Будь он хоть российский, хоть украинский.
– Крым наш, – процедил оператор.
– Зачем он тебе нужен? Там комнатенку в три квадратных метра снять дороже, чем дом в Болгарии.
– В Крыму плохо, потому что он не наш, – настаивал оператор.
– Ты в Сочи съезди, – предложил Жора, – и на ценник взгляни.
– И все-таки жалко, что Крым не наш, – внесла Аня и свою лепту в геополитический диспут.
– А мне Крыма не жалко, – сказал я. – Мне Эстонии жалко.
– Почему?
– Там хорошо. Был я там в две тысячи седьмом году.
Рассказ про салаку и метеорит
Когда я вернулся из Эстонии, знакомые лезли с одним и тем же вопросом. Не сильно ли мучили меня эстонские националисты? Успокаиваю тех, кто снова хочет спросить: нет. Меня принимали прекрасно. Я вообще никаких националистов не видел. Мне и нахамили-то за всю поездку один раз. Русская проводница в поезде Таллинн – Санкт-Петербург. Да и то, я уверен, не со зла, а чтобы напомнить: ты, дружок, едешь на Родину.
Правда, я находился в Эстонии на положении знатного гостя, изучающего развитие туризма в этой стране. Так уж вышло. Поэтому на объективность не претендую. Что видел – то пою. Возможно, сбивчиво и бестолково.
Я видел Бронзового солдата. Где он стоял, где стоит и где будет стоять. На этом тему закрываю.
– Да, русские нас освободили, – сказал мне один эстонец. – Но почему после этого они не ушли?
У меня нет ответа.
А еще одного эстонца спросили, когда было лучше – сейчас или при советской власти. Не я спрашивал, мне бы такой вопрос в голову не пришел. Эстонец походил на сильно пьющего жителя Ленинградской области. Он был то ли моряк, то ли рыбак, а еще – собственник куска земли у озера, на котором располагалось нечто вроде лодочной станции. Обветшалый сарай, а на сарае краской выписан веб-адрес.
Наш город он почему-то называл Петроградом.
– Сейчас свобода, – ответил то ли моряк, то ли рыбак. И тут же перестал походить в моих глазах на жителя Ленинградской области. – Но сколько в советские времена салаки ловили! А сейчас салаки считай что нет. Химия, круизные лайнеры – вся грязь в море.
Салаки в Эстонии навалом. Она признана национальной рыбой, что, как мне кажется, говорит о непритязательности народа. Тем не менее, экология – лучшее средство закончить с политикой. Все-таки при одном море живем.
Я не уверен, что эстонцы любят русских. Я даже не уверен, что я сам их люблю или, на худой конец, хорошо отношусь ко многим. Хотя отношусь к ним – это точно. Короче говоря, «идите направо, а там будет вокзал» – этого больше нет.
Правда, у русских женских фамилий в Эстонии зачем-то отобрали женский род. Нас сопровождала молодая особа, которая по паспорту значилась Эва Петров. По-моему, это неумно. Впрочем, я обещал закончить с политикой. Об остальных национальных проблемах посмотрите по телевизору.
Эстонцы сдержанны и неторопливы. Но в меру.
– Финны похожи на нас. Только они медленнее.
Кстати, на своем языке эстонцы говорят очень быстро. И на английском тоже быстро. Гораздо быстрее меня.
И в отличие от меня они большие патриоты. Маленькая страна. Но в ней все особенное.
Хаапсалувские яблоки не похожи на все остальные. А хаапсалувскими грязями пользовали самого государя-императора. А еще в этом Хаапсалу самый длинный в Европе железнодорожный перрон. Железная дорога при этом не работает, но это мелочи.
На острове Сааремаа эстонцы совсем не те, что в материковой части. А на соседнем островке Муху – совсем не те, что на Сааремаа. Чем-то они отличаются. Я, по правде сказать, на глаз не приметил и забыл. Съездите – посмотрите. В Эстонии вообще 1500 островов. А в Латвии – ни одного. Это тоже предмет национальной гордости.
С эстонской национальной гордостью я до конца не разобрался. Был такой писатель Юхан Смулл. Председатель Союза писателей ЭССР в советские времена. Автор поэмы «Я – комсомолец». То есть чистой воды коллаборационист. И памятник ему перенесли из Таллинна на хутор, где он жил, а я – был. Но все же о том, что этот Смулл – лауреат Государственной премии СССР, а один его роман переведен на русский язык, нам говорили с гордостью. Самое время перейти к языкам.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу