Мария Соловьева - Иллирия

Флорэн была расстроена, но я заметила, что в ее словах не было обиды на меня - скорее, беспокойство и неуверенность. Пребывая в некотором замешательстве, я некоторое время подбирала слова, чтобы объяснить сводной сестре всю опасность ситуации, в которой она оказалась, и не показаться ей глупой сплетницей, пересказывающей зловещие бредни.

- Поверь мне, Флорэн, - начала я, - что я менее всего желаю завладеть богатствами Альмасио, но меня, увы, никто не спросит. Ты можешь посчитать, что я пытаюсь сейчас выгородить себя, но то, что ты будешь жить после свадьбы далеко от Иллирии, может оказаться благом. Тео очень молод, как и ты. Брак столь юных людей, добрых и светлых душой, может не вынести вмешательства со стороны, ведь никто из вас не защищен ни житейским опытом, ни цинизмом, присущим людям иного склада характера. В Альмасини вы окажетесь предоставлены сами себе и совершите собственные ошибки, разумеется, но при этом не станете жертвой чужих...

Тут я беспомощно умолкла, понимая, что изрекаю общие фразы дидактического свойства, внушающего отвращение всем людям, кроме тех, что давно убелены сединами.

- Кажется, я понимаю, о чем вы говорите, Годэ, - неожиданно отозвалась Флорэн. Выражение ее глаз было слишком взрослым для юного полудетского личика, и я в который раз подумала, что моя сестра умна.

- Это хорошо, потому что даже я перестала понимать, о чем я говорю, - неловко попыталась пошутить я, но Флорэн, помрачнев, пропустила мои слова мимо ушей.

- Это о господине Ремо, верно? Вы тоже его боитесь, как и я? - спросила она прямо.

Я вздохнула, опустив голову.

- С самого первого дня, как он стал приходить в наш дом, я испытывала необъяснимый ужас, - продолжала Флорэн взволнованно. - Его взгляд не давал мне покоя, несмотря на то, что он был со мной по-отечески ласков. Когда меня просватали за Тео, я... я была настолько счастлива, что не замечала ничего вокруг себя, а затем появились вы... Я никому не могла рассказать про свой страх - матушка и батюшка не смеют и слова сказать поперек господину Альмасио, они бы страшно возмутились, если бы я сказала, что мне чем-то не нравится его присутствие. Тео я тоже ничего сказать не могу, ведь он его отец...

Мне ничего не оставалось, кроме как обнять сестру - у нее начали дрожать губы, а глаза наполнились слезами, но она продолжала перечислять случаи, когда поведение господина Альмасио в отношении нее становилось странным и оскорбительным - господин Ремо задерживал ее руку в своей, задавал вопросы весьма личного характера, дарил двусмысленные подарки... Я мысленно проклинала и господина Эттани с его женой, которым не было дела даже до любимой дочери - что уж говорить о нелюбимой! - и Иллирию, где все лицемерно делали вид, что не знают за господином Ремо никаких прегрешений. Конечно, главный противник безбожников Брана не может обладать какими-либо изъянами!..

Горше всего было от того, что я не могла помочь этой юной девочке, иначе как погубив себя. Она дрожала в моих объятиях, а мне думалось, что я даже лицемернее прочих, ведь одновременно со словами утешения я безжалостно подталкивала ее к пропасти.

Вернувшись в свою комнату, я долгое время не могла найти себе места. Затем взгляд мой упал на краешек свертка с рисовальными принадлежностями, который я спрятала под кроватью. Давно уж я не пробовала рисовать, но теперь что-то кольнуло в сердце. Некоторое время я решалась, словно перед прыжком, а затем достала альбом и карандаши и положила на стол перед собой. Почти до рассвета я в исступлении рисовала профиль за профилем. Один из них получился похожим на господина Ремо. Я аккуратно оторвала краешек листа с ним и поднесла к пламени свечи.

...Когда до свадьбы между домами Эттани и Альмасио оставалось два дня, в двери моей комнаты постучали. Я открыла и к своему удивлению обнаружила там заплаканную Флорэн. Она сообщила мне, едва шевеля помертвевшими губами, что господин Ремо Альмасио, вернувшись из своего небольшого путешествия, сказал Тео следующее: он передумал и теперь желает, чтобы молодая чета не уезжала из Иллирии.

Я поняла, что игра со мной окончательно стала неинтересна господину Ремо после моего письма. Но на душе стало еще тяжелее.

Госпожа Фоттина и впрямь была вне себя от ярости из-за влияния столь ничтожного существа, как я, на судьбу ее дочери. Хоть ко дню свадьбы и выяснилось, что Флорэн остается в столице, неприязнь ее ко мне крепла с каждой минутой. Она полагала, что господин Ремо может еще раз переменить свои намерения, увидав меня вновь. К тому же, ей казалось, что у меня имеется про запас хитрый план соблазнения. Господин Альмасио, уехав из города, как она подозревала, прозрел на время и освободился от моих чар, нынче же я собираюсь приложить все усилия, чтобы вновь покорить столь завидного жениха. Посему госпожа Эттани рассудила, что меня нужно чем-то занять, дабы я не имела времени на кокетство и интриги, и перед свадьбой меня отослали на кухню с наказом следить за работой кухарок, чтобы ни одно блюдо, поданное к свадебному столу, не стало причиной недовольства гостей.