Мариэтта Роз - Круги по воде (сборник)

Борьба за внешность отвлекла учителей от того, что происходило в туалетах на втором этаже, где как раз учились мы, малыши, – старшеклассники там активно менялись кассетами, пластинками, торговали косметикой. Заметили лишь тогда, когда уборщица пожаловалась на неприличные рисунки и надписи на дверях кабинок. Ринулись было туда – обмен переместился во двор.

Но самым страшным ударом под дых всей школы стал фильм «Завтра была война».

Фашистка впала в ступор. Несколько дней ходила сама не своя, без линейки, ножниц.

Учителя только об этом фильме и шептались!

– Это же по книге Васильева! Разве он мог такое написать?

Была организована инспекция в школьную библиотеку, в районную – не нашли. Учителя зашептались еще громче:

– Они поставили по запрещённой книге!

Второй показ фильма посмотрела вся школа.

На следующий день Кеха пришла дрожащая, с красными воспалившимися глазами. На перемене за ней кинулась фашистка, успевшая уже к этому времени прийти в чувство. Но Кеха не испугалась, не сжалась, как это бывало раньше, – это теперь была новая Кеха! И новая Кеха не боялась ни директрисы, ни фашистки.

– Я Вам не Люберецкая! – вдруг закричала она на весь коридор.

Фашистка обалдела, а Кеха развернулась на каблуках и зашагала прочь.

Власть зашаталась.

7 ноября, по традиции, я с родителями отправилась в гости к бабушкам. Жили они обе от нас неподалеку, в десяти минутах ходьбы, на улице Труда, в крохотной двухкомнатной хрущевке.

Вернее, это были бабушка и прабабушка. Зинаида Александровна – мать моего отца, а Валентина Владимировна – соответственно, его бабушка. Обе они – одинокие сухие женщины, безмужние, и в молодости, и в старости похожие друг на друга, как две капли воды.

Пришли мы, как обычно, по мнению бабушек, поздно. Баба Зина кинулась на кухню – подрезать хлеб, колбасу. Баба Валя хвасталась: удалось достать две бутылки водки – тут же их продемонстрировала. Отец, кряхтя, начал разбирать стол. Стол с трудом поддавался. Впрочем, основная забота отца – не задеть затылком массивную хрустальную люстру, что с его ростом и высотой потолка весьма проблематично. Когда стол наконец-то согласился развернуться и перегородить собой полкомнаты, все забегали с тарелками. Колбаска, сыр, хлеб, салаты, рыбка, графин с лимонадом, стопки. В центре – большое блюдо с тёмно-коричневыми кусками курицы.

Сели. Разложили салаты, бутерброды по тарелкам. Отец всем налил водки, а мне – лимонад, тоже в рюмку. Баба Зина провозгласила традиционный тост: за партию, Ленина, Сталина – торжественно выпила. Пошли обычные разговоры. Про дефицит, талоны, дурную молодежь, отсутствие культуры на улице и по телевизору. Выпили ещё. Вскоре, как обычно, взрослые заговорили о политике. Подогретая спиртным, баба Зина начала исступленно воспевать партию, Сталина. Баба Валя молчала, лишь изредка хмуро поглядывала на дочь. А я думала.

Я думала про фильм, Кеху, как она крикнула фашистке тогда, в школе. И вообще про многое другое. Например, почему баба Валя сейчас хмурится?

– Что ты не кушаешь? – склонилась ко мне прабабушка. – Хочешь тортик?

Я кивнула.

Прабабушка встала и прошла на кухню. Я глянула на взрослых: отец и баба Зина ожесточенно спорили про Сталина, революцию и вообще коммунизм, мать молчала, пялилась на массивную хрустальную люстру с подвесками. Я тихонько встала и юркнула вслед за прабабушкой. Моего ухода никто не заметил.

– Бабушка, – начала я, – можно спросить?

– Спрашивай, Женечка.

Баба Валя колдовала над тортом, стараясь порезать его как можно аккуратнее. Прабабушка была сейчас такая уютная, домашняя, что я ей всё-всё рассказала! И про Кеху, и про фильм, и про гамлетов.

Выслушала она меня внимательно.

– Знаешь, Женечка… – заулыбалась она – в комнате вдруг зашумела баба Зина, что-то закричала про партийную святость – улыбка прабабушки погасла.

– Женя, то, что я тебе скажу, никто не должен знать, – сказала она уже совсем иначе. Серьёзно, горько. Так, словно я стала настоящей взрослой! – Поняла меня? Ни родители твои, ни друзья в школе, во дворе. Никто. Поняла?

Я кивнула.

– Ты знаешь, кто был твой прадедушка, Александр Семенович?

– Ну, так…

Про него я знала лишь то, что он был военным, имел много орденов и уже давно умер.

– О нем говорить у нас не принято. Видишь ли, Женечка, я не стыжусь его, я его очень любила! Но есть некоторые обстоятельства… – Прабабушка вздохнула, сжала сухие руки. – Он был подполковником НКВД. Ты знаешь, что такое НКВД?