Маркус Зусак - Против Рубена Волфа

Одна… две… три… четыре…

Новые слова поднимаются на ноги.

Они принадлежат Рубу.

Он говорит:

– А собачки сегодня есть?

– Кажется, да. Суббота, восьмое. Ага, это сегодня.

– Не хошь сходить?

– Пошли, а чего ж. – Я улыбаюсь. – Может, встретим тех копов, посмеемся.

– Да, они клевые, та парочка.

Я набираю горсть мелочи из своих призовых и бросаю Рубу.

– Спасибки.

И сую десятку в карман олимпийки.

– Да не за что.

Мы обуваемся и отправляемся из дому. Оставляем записку, что вернемся до темноты, кладем на кухонный стол. Рядом с «Хералдом». Газета лежит развернутая на станице объявлений о найме. Она лежит, как война, и каждое малюсенькое объявление – окоп, в который человек ныряет. Чтобы там надеяться и сражаться.

Мы глядим на газету.

Замираем.

Понимаем.

Руб отпивает молока из пакета, сует его обратно в холодильник, и мы уходим, оставляя войну на столе, с нашей запиской.

Мы идем.

За дверь, за ворота.

На нас обычная одежда. Мы обджинсованы, офуфаены, окроссованы и закурточены. На Рубе вельветовая куртка. Коричневая, старая и несуразная, но он в ней выглядит, как всегда, без вопросов шикарно. На мне черная ветровка, и я бы сказал, что выгляжу вполне прилично. По крайней мере надеюсь. В любом случае что-то около того.

Мы шагаем, и запах улиц режет. Он пронзает меня, и это мне нравится. Городские здания вдали будто подпирают небо. Оно голубое и яркое, и наши размашистые шаги несут к нему. Раньше мы томились на ходу или скользили по улице на манер собак, которые только что нашкодили. Сейчас Руб идет с прямой спиной – в атаку.

Приходим на стадион, время около часа.

– Смотри, – показываю я, – Миссис Крэддок.

Как и следовало ожидать, она сидит на трибуне, в одной руке хот-дог, другой пытается удержать банку пива и сигарету. Дым окутывает ее и разваливается на две стороны.

– Привет, ребята, – окликает она нас, поднося сигарету к губам. Или отпивая из банки? У нее каштаново-седые волосы, фиолетовая помада, переносица в гармошку, старинное платье и вьетнамки. Она крупная. Большая женщина.

– Привет, миссис Крэддок, – отвечаем мы. (Это все же пиво она несла ко рту, а потом торопливо затянулась.)

– Как поживаете?

– Чудесно, спасибо. День у собачек – самое оно.

– Это точно. – Про себя я думаю: «Мели, что хочешь, милочка». – Кто вам по душе в следующем забеге?

Крэддок склабится.

Ой, мама. Зрелище не из приятных. Эти ее вставные чавки…

– Второй номер, – советует она. – Персиковый Пломбир.

Персиковый Пломбир. Персиковый Пломбир? Как можно назвать гончую Персиковым Пломбиром? Наверное, хозяин водит дружбу с тем, который назвал ту собаку Ты-Сволочь.

– Может она скакать галопом? – спрашиваю я.

– Это у лошадей, миленький, – отвечает она. Видите, как она может бесить? Она что, всерьез решила, я думаю, будто мы на скачках? – И это – он.

– Ну и? – спрашивает Руб. – Он точно прибежит первым?

– Как то, что я тут сижу.

– Ну, уж она точно тут сидит. – Руб толкает меня, когда мы отходим. – Все ее три сотни фунтов.

Мы оборачиваемся и прощаемся. Я:

– Пока, миссис Крэддок.

Руб:

– Ага, до скорого. Спасибо за наводку.

Мы осматриваемся. Наших приятелей копов не видно, значит, надо искать кого-то, кто сделает ставку за нас. Это не трудно. Чей-то голос находит нас.

– Эй, Волфы!

А это Перри Коул, со своими вечными пивом и усмешкой.

– И что здесь делают такие приличные ребята, как вы?

– Да так, хотели пару монет поставить, – отзывается Руб, – Не вкинешь ставочку за нас?

– Не вопрос.

– Третий забег, второй номер.

– Понял.

Он делает ставку, и мы переходим на солнечную сторону стадиона, где Перри сидит с большой компанией. Он представляет нас, сообщая всем, какие мы лихие бойцы (ну, Руб, по крайней мере), а мы глядим. Тут несколько мерзких чуваков и девчонок, но и приятные девчонки тоже есть. Одна из них нашего возраста и милашка. Темные волосы, короткая стрижка. Глаза небесные. Худенькая, улыбается нам, скромно и вежливо.

– Стефани, – Перри называет ее, тарахтя именами.

У нее загорелое и милое лицо. Шея гладкая. На ней бледно-голубая рубашка, браслет, старые джинсы. И кроссовки, как на нас. Я отмечаю ее руки, запястья, ладони, пальцы. Женственные, изящные и хрупкие. Колец нет. Только браслет.

Все остальные болтают, вокруг нас.

«А где ты живешь?» – спрашиваю я мысленно. Никаких слов не раздается.

– А где ты живешь? – спрашивает ее Руб, но его голос и близко не похож на тот, каким бы спросил я. Его – такой, каким говорят, лишь бы сказать. Не чтобы понравиться.