Маркус Зусак - Против Рубена Волфа

Стив не выпендривается.

Не бросает на свою комнату теплого ностальгического взгляда.

Только улыбается, обнимает мать, трясет руку отцу и шагает прочь.

На крыльце мать плачет, отец на прощанье подымает руку. Сара прижимает к груди последнее тепло объятия. Сын и брат уезжает. Мы с Рубом едем с ним, помочь выгрузить оставшиеся вещи. Квартира, где он будет жить, всего в километре от нас, но Стив говорит, что хочет перебраться подальше на юг.

– Куда-нибудь к Национальному парку.

– Хорошая мысль.

– Свежий воздух, пляжи.

– Да, классно.

Мы отъезжаем, и только я оглядываюсь на оставшуюся часть семьи Волфов на крыльце. Они будут провожать машину взглядом, пока та не исчезнет из виду. Потом, один за другим, вернутся в дом. За сетку. За деревянную дверь. За стены. В свой мир внутри большого мира.

– Пока, Стив, – прощаемся мы, затащив вещи.

– Я пока просто чуть дальше по улице, – говорит Стив, и я ищу в этом голосе хоть какое-то подобие одобрения. Ну чтобы как будто: «Все нормально, ребята. У нас все наладится. У всех нас». Однако в голосе Стива ничего такого нет. Мы все знаем, что у Стива все наладится. Для него в этом выражении иронии не припасено. У Стива всегда все будет ладно. Так уж заведено.

Мы не обнимаемся.

Стив жмет руку Рубу.

Стив жмет руку мне.

Его последние слова:

– Берегите маму, ладно?

– Ладно.

Домой мы возвращаемся бегом, в почти сумраке вторничного вечера. Рубу приходится меня дожидаться. Он меня подталкивает. Следующий бой околачивается где-то рядом, как вор, выжидающий момента украсть. Остается пять дней.

Каждую ночь он мне снится, следующий бой.

Еженощный кошмар.

Я потею.

Во сне я дерусь с Перри. Со Стивом и с Рубом.

И даже мама выходит и отделывает меня по полной. Но страннейшая вещь – каждый раз отец стоит в толпе и только смотрит. Ничего не говорит. Ничего не делает. Просто наблюдает течение событий или читает объявления в поисках неуловимой работы.

Субботней ночью я вообще почти не сплю.

В воскресенье весь день слоняюсь из угла в угол. Почти не ем.

Как неделю назад, Перри подбирает нас, но теперь мы едем в Глиб, в самый его конец.

Все как в тот раз.

Публика того же сорта.

Те же мужики, те же блондинки, тот же запах.

Тот же страх.

Склад старый и дряхлый, и раздевалка, где мы сидим, едва не рассыпается по кирпичику.

До того, как распахнуться двери, Руб напоминает мне:

– Запомни. Или противник тебя порешит, или Перри. На твоем месте я бы знал, что выбрать.

Я киваю.

Двери.

Уже открыты.

Перри опять выкликает и, глубоко вздохнув напоследок, я выхожу в зал. Противник ждет меня, но сегодня я на него даже не смотрю. Ну или не сразу. Пока судья не закончил предсхваточные наставления. Ни за что.

Первый раз вижу его, когда мы оказываемся лицом к лицу.

Он выше.

У него козлиная бородка.

Удары у него не быстрые, но тяжелые.

Я ныряю, ухожу и отступаю в сторону.

И всё, никакой тревоги.

Ни раздумий.

Я принимаю удар плечом и бью в ответ. Прохожу на ближнюю и коротким пытаюсь попасть в лицо. Но мимо. Пытаюсь еще. Мимо.

Его здоровенный кулачище, кажется, сначала встряхивает меня, а потом уж врезается мне в подбородок. Я отвечаю – по ребрам.

– Вот так, Кэм, – я слышу, кричит Руб, и когда раунд заканчивается, он улыбается мне.

– Раунд поровну, – говорит он, – ты спокойно можешь этого клоуна вырубить.

Руб даже смеется.

– Просто представь, что дерешься со мной.

– Хорошая мысль.

– Ты меня боишься?

– Чуток.

– Ну, в общем, мочи его все равно.

Он дает мне глотнуть воды, и я выхожу на второй раунд. В этот раз тактику меняет публика. Голоса толпы лезут сквозь канаты и окутывают меня. Когда я оказываюсь на полу, голоса потоком проливаются на меня, заставляя встать.

Третий раунд без событий. Мы сцепляемся и лупим друг друга по ребрам. Я разок крепко достаю его, но он смеется надо мной.

В четвертом он кое-что говорит в самом начале. Он говорит:

– Слышь, я вчера твою мамочку имел. Чмошная она. Грязная, слышь.

В этот-то момент я решаю, что должен победить. Мысленно увидел маму, миссис Волф, за работой. Усталую до смерти, но всю в работе. Ради нас. Я не теряю головы и не ярюсь, но пыла во мне прибавляется. Я терпеливее, и, улучив момент, три раза славно угощаю его в голову. Когда бьет гонг, заканчивая раунд, я не перестаю его молотить.

– Что на тебя нашло? – смеется Руб в нашем углу.

Я отвечаю.

– Проголодался.

– Молоток.