Андрей Меркин - Записки «лесника»

Уходя, Тарапунька грозит нам пальцем, но возвращается очень перевозбуждённым.

– Да! Действительно деканат закрыт, там какое-то закрытое совещание!

Он явно взволнован, видно, что сильно рад за угнетаемый американский народ.

Но тут заходит профессор, начинается лекция по предмету «Экономическая география».

– Нуте-с, – профессор смотрит на аудиторию.

– Какие вопросы по предыдущему материалу?

– Товарищ профессор!

– Поздравляю вас с победой американского народа над капиталистами! – буквально кричит Тарапунька.

Ещё долго старенького профессора откачивали водой, даже давление мерили.

Сильно он возмущался таким циничным хамством, а студент Тимошенко получил строгий выговор по комсомольской линии.

Другие студенты были ничуть не хуже Сидора, а в чём-то его превосходили. Из далёкого города Ессентуки прибыл на учёбу в столицу неимоверных размеров чел.

Прозвали его Толстинский. Передвигался он на полусогнутых, зато чувством юмора обладал отменным.

Вес его сильно зашкаливал за центнер, огромные стоптанные туфли имели оглушительный сорок восьмой размер.

Также он имел несомненные таланты по написанию мерзких стихотворных пасквилей и не менее скабрезных рисунков сомнительного содержания.

При всей своей огромной массе Толстинский был очень подвижен, много жестикулировал руками.

В плане жестикуляции он даже мог дать фору многочисленным неграм нашего института. Особенно знаменит был негр по кличке Шурик.

Про то, как Шурик сдавал экзамен по предмету «История экономических учений», по «плешке» ходила целая легенда.

И грех не написать об этом отдельную главу, что я с удовольствием и сделаю чуть ниже.

Вместо того чтобы учиться – на лекциях и семинарах мы занимались откровенной ерундой и лодырничали.

Особенно доставалось профессору по экономической географии.

По возрасту он был глуховат, а вот зрением обладал отличным.

Однажды мы так раздухарились, что профессор выгнал меня с лекции.

И для того, чтобы меня идентифицировать сказал:

– Молодой человек с чёрненькой головкой!

– Выйдите вон из аудитории!

После такого пассажа очень многие спрашивали, действительно ли у меня чёрненькая головка, ведь на негра я не был похож.

А головка члена имела исконно синий цвет, как положено.

Но наших отморозков это не останавливало. До самого окончания института меня так и называли – «молодой человек с чёрненькой головкой».

Перед экзаменом, дабы профессор меня не узнал, мелькнула дикая мысль окраситься в блондина.

Да, на счастье, старичок профессор занемог, а вместо него экзамен принимала молоденькая преподавательница с кафедры.

Ей я сдал без труда, рассказав, как трудно живётся в Америке неграм и многочисленным коммунистам.

Для пущей важности даже прикрепил к джинсовой куртке ветхозаветный значок из пластмассы с Анжелой Дэвис.

Симпатичная преподавательница так растрогалась, что даже чмокнула меня в щёку.

Тут же возникла гадкая мыслишка закрутить с ней интрижку, но моя тогдашняя пассия – Марина, из нашей же группы, так выразительно посмотрела на меня, что мысль об адюльтере исчезла так же внезапно, как и появилась.

Так я получил свою первую и последнюю пятёрку за все годы обучения в институте.

После занятий Толстинский, Белкин, Стрелкин и многие другие посещали Группу продлённого дня.

А попросту говоря – Клуб любителей выпить.

Однажды, собрав все наличные деньги, члены Группы продлённого дня посылают за портвейном в «Гастроном» чела по прозвищу Чувак. Он был известным алконавтом и мог пропить родную мать.

Вручают ему деньги и наказывают купить семь бутылок портвейна.

А Белкин добавляет мелочь и просить купить «Беломор» и спички, Стрелкин даёт ещё пару копеек и просить купить плавленый сырок «Дружба».

Толстинский тоже не выдерживает и выскребает из кармана гривенники и пятаки.

– Чувак, а мне принеси колбаски докторской грамм двести.

Кто-то просит пару конфеток на закуску.

Чувак возвращается через полчаса. На его лице победоносная улыбка.

– Где «Беломор», колбаска, плавленый сырок? – спрашивают члены Группы продлённого дня.

Чувак с огромной важностью заявляет:

– Чуваки! Я добавил ещё двадцать копеек и купил восьмую бутылку портвейна!

Его чуть не убили…

Однажды задержался в институте допоздна, а когда решил идти домой, то понял, что не могу этого сделать.