Хюго Клаус - Избранное - Сборник

— Конечно, — ответила она. — Так лучше. Хотя вам нет нужды опасаться кого бы то ни было из наших членов, не стоит волноваться.

Вслед за скульптором Спранге учитель покинул веранду, прошел через террасу мимо впавшего в оцепенение старика, спустился по каменным ступенькам на грунтовую дорожку. Пытаясь сохранить спокойствие, учитель заставил себя сконцентрироваться на параде уродов, и он нарочно не попадал в ногу с их медленно чеканящим шаг ваятелем. Они прогуливались. Длинный Спранге без конца вытирал руки о вельветовые брюки, будто стремился высушить чахоточноклейкие ладони, и в скупых фразах рассказывал учителю о своей прошлой жизни, о том, как она переменилась с появлением Граббе. Тут он прервался и показал пальцем на макушку одной из статуй — когда изображаешь блондина, нужно высекать более глубокие борозды, чем когда ваяешь брюнета. Учителя все это мало занимало; поскольку объяснение, по крайней мере его попытка объясниться была отклонена, он вернулся в исходное состояние, безнадежно ожидая того, что должно произойти. Мальчишки след простыл.

— Вот они все говорят: евреи, евреи, — гудел Спранге, — но уж вы-то должны знать, что Граббе лично не убил ни одного еврея. И в Чернии тоже, вы об этом писали в вашей книжке, там были немцы, там были украинцы, испанцы, фламандцев там — по пальцам можно перечесть, Граббе же там никогда не был. Вы пишете, что в Чернии евреев вместо волов впрягали в повозки под надзором охранников из СС и что, если еврей не здоровался первым, его вешали тут же, на улице, может, оно и так, только вешали их не фламандцы. И я бы настоятельнейшим образом хотел вас попросить все это основательно пересмотреть. И подчеркните, что именно евреи, а не кто другой, вынудили его оставить армию. Они несут ответственность за его — как бы это получше выразиться — дезертирство!

Слишком много всего сплелось воедино, подумал учитель. На повороте он обернулся и увидел смутный, вытянутый и искаженный несходством силуэт молодой женщины у окна в зале собраний, прижавшейся лицом к стеклу. Она смотрела им вслед.

И когда он снова обернулся, то поймал пылающий, почти полный ненависти взгляд, устремленный на его рот (слишком вялый и узкий, как он знал, теперь же малодушно запавший под этим взглядом), и он прямо взглянул в желтые в кровавых прожилках глаза, окаймленные слипшимися ресницами, и увидел Спранге отчетливее, чем тот его когда-либо сможет увидеть, и ликующе подумал: этот человек способен на любое зло, какое он мне только может причинить, я — на его территории. Он засвистел: «Мальбрук-в-поход-собрался». Подул внезапный ветер, и деревья скинули тень ветвей на землю. У выхода из парка Спранге замедлил шаг, остановился и спросил, как долго думает учитель здесь пробыть.

— Здесь? Или в деревне? — спросил учитель, вроде бы напирая на то, что в деревне у него есть резервы и союзники.

— Здесь, — сказал Спранге, своей грубо сработанной рукой очертив алмаутские окрестности.

— Это зависит от обстоятельств.

— Меня это интересует лишь потому, что я как можно скорей хочу вернуться к работе, понимаете, во всем остальном меня это не касается.

Учитель спросил себя, где он потерял очки, внезапно он почувствовал, что ему мешает его близорукость. Дом остался далеко позади.

— Я должен продолжить работу над монументами, — сказал Спранге, — они уже стоили мне семи лет жизни, и пока я не вижу никакого…

И тогда — учитель сразу узнал голос, ему показалось, что он доносился из окна на втором этаже, — крикнул совой мальчик. Учитель помахал ему рукой. Спранге что-то раздраженно пробурчал. Через неправдоподобно короткое время показался и сам мальчик, потный и запыхавшийся, он догонял их. Пытаясь сдержать возбуждение, он прокричал, что смотрел коллекцию камней и бабочек менеера Хармедама, и перечислил — дрожа, будто желал скрыть неподдельный страх, — латинские имена минералов и насекомых, и было очевидно, что он сам не знает, что они обозначают.

Учитель приказал ему твердым голосом, казавшимся сначала голосом учителя, а потом — голосом отца, прежде всего поздороваться.

— Здрасте, менеер, — с легкостью бросил мальчик в сторону Спранге.

— Я тебя уже видел, — ответил тот.

— Меня?

— Не думаю, — сказал учитель.

— Разве?

— Папа, ты просто обалдеешь, когда увидишь этих бабочек.

Учитель вспыхнул, ветер улегся; плечом к плечу они встали против окаменевшей армии и волосатого скульптора. Вдалеке, за их спинами, еще виден был дом, где молодая женщина все еще ловила взглядом их движения и где скоро вновь леденящий душу песней взовьется вопль старой женщины, скоро, как только упадет вечер.