Эля Каган - Свежее сено

Бегут рабочие, инженеры, студенты, школьники. Они все мелькают перед глазами Васюткина, но Васюткин их не видит, он никого из них не знает, да и вряд ли кто из них знает его, Васюткина.

Маленький желтый человечек в пожелтевшей одежде — вот кто Васюткин. Желтое пятно на зеленом фоне. Потому что он нашел клочок зеленой земли и на нем разлегся.

Это был клочок земли с настоящей травой. Отсюда не поднимались столбы пыли к небу. Здесь играл только легкий ветерок в траве, переливая ее зеленый бархат то в более темную, то в более светлую окраску. Трава текла, как река.

На душе у Васюткина было неспокойно.

В этом городе, занимающем, может быть, в десять раз больше площади, чем другой какой-нибудь город с таким же количеством населения, в этом новом, просторном городе Васюткин растерялся. И ему захотелось выпить. Но врач запретил ему пить даже сырую воду. Кипяченую воду он пьет из столовой ложки, как лекарство, заедая конфеткой или кусочком сахара.

Лежа в этом зеленом оазисе, он не знал, что делать. Он незаметно для себя щипал с остервенением траву, словно собираясь ощипать всю землю до последней травинки в этом пыльном, ветреном, дымном городе.

А тут еще эти озабоченные люди, которые непрестанно снуют перед глазами…

Проходит делегация Донбасса, приехавшая заключить договор о социалистическом соревновании. Деловито шагают «фабзайцы», монтажники, техники… Вот один отстал, присел на траву, торопясь подтянуть ослабший шнурок ботинка.

С детских лет Васюткин обладал способностью заговаривать с первым встречным и изливать ему свою душу. Сначала он начинает говорить словно сам с собой, потом, глядишь, он уже держит человека за отворот куртки и рассказывает, и рассказывает…

— Вот скажи мне, пожалуйста, мил человек, — обратился Васюткин к присевшему на траву, — что за загадка такая: вот жил себе Васюткин в селе Васюткино, и был человек, как все люди, даже в президиуме сидел, даже плакаты на демонстрациях носил, и девушки к нему льнули.

— Простите, мне некогда, — перебил его человек, улыбаясь.

— Тебе некогда? Ах так? А может быть, и мне некогда?.. А может быть, я тону и меня спасать надо?..

Человек нехотя снова присел на траву.

— Ночью пылают зеленые огни, а зачем они пылают?.. Ночью гора разрывается — а зачем?..

— Взрывы, — вставляет человек, — руду добывают…

— Знаю я, — перебивает Васюткин, — вы думаете, что меня еще только пеленать надо? Знаю… и все же я ничего не понимаю. И когда бригадир кричит «спецовку», я тоже кричу «спецовку», и когда бригадир кричит «шамовку», я тоже кричу «шамовку», и когда бригадир кричит «добавку», я тоже кричу «добавку»…

— Я спешу, — говорит человек, виновато улыбаясь, — мне некогда.

— Тебе некогда? А может быть, и мне некогда? Я может быть, тону? Может, меня спасать надо?..

И человек снова садится на траву, а Васюткин продолжает:

— Может, вокруг меня все темно и я света божьего не вижу?.. Понимаешь ты, что со мной случилось? Я вместе со всей бригадой висел на черной доске. Можешь ли ты, брат, это понять или нет? Ведь я повешенный! Вот так живого взяли и повесили: Васюткин! Мое имя — Васюткин — висело на черной доске… Я-то ведь сам, понимаешь, просто человек, просто, как, скажем, вон тот камень в поле, но у меня имя есть — Васюткин. Если бы не имя, то я ведь не был бы Васюткиным. И вот это имя мое висело на черной доске… Понял?..

— А ты кто же такой? — заинтересовался человек.

— Чернорабочий я…

Человек полез в карман за блокнотом. Но тут вдруг Васюткину надоел разговор. Ему уже не хотелось рассказывать главное — как его сняли с работы…

— Иди, мил человек, иди! — сказал Васюткин. — Тебе ведь некогда! Я, правда, не прочь поговорить с человеком, но я не люблю, когда меня тянут за язык… Иди, милый, мне тоже некогда…

Человек ушел. Человек на ходу писал что-то в блокноте. Человек спешил.

Все люди спешили. Еще больше спешили лошади в упряжках, еще больше спешили автомобили, еще быстрее несся ветер.

А Васюткин лежит на траве, лежит и перебирает свои горькие думы:

— Хоть бы спросили у меня, желаю я работать или нет!.. Может быть, я в душе ударник? Может, бригадир виноват в том, что мы не выполнили нормы? Черт этакий… глянет своими волчьими глазами — душа в пятки уходит… Вот и повинуешься ему… он кричит «спецовку», и ты кричишь «спецовку», он — «шамовку» и ты — «шамовку»…

Горько у Васюткина на сердце, очень горько: «И почему сняли меня с работы… Почему клеймят меня на собрании?.. Почему пишут обо мне в стенной газете?.. Почему повесили?..»