Эля Каган - Свежее сено

Сапожная братва вбивает подогретые гвозди в подошвы, усердно натирает воском каблуки и поет — кто во весь голос, а кто мурлычет песенку, сочиненную Мейшке Колодкиным и напечатанную в стенгазете. Песня посвящена женскому дню. В ней говорится только о женщинах:

Последние две строчки глубоко запали в сердце Пачуры. Генех Пачура — сапожник, как все, но жены у него нет. А думает он, что жена все-таки нужна.

«Пара сапог стоит двенадцать рублей, а какая цена одному? Один сапог не стоит деревянного гвоздя. Сапоги должны быть в паре».

И Пачура в последнее время стал заглядываться на девушек. Первым заметил это мастер, и он ему посоветовал:

— Жену надо иметь полненькую, на два номера больше, с запасом на усушку. Возьмешь сразу тесный сапог — все время жать будет.

Пачура недолго выбирал. Уборщица Сташка — кругленькая девушка, зачем же время тянуть, словно дратву?

И он объяснился ей в любви очень просто:

— Послушай, Сташка, ухажор у тебя есть?

— Есть, — пожеманилась Сташка.

— Ухажор у тебя есть? Холера у тебя есть! Давай-ка пройдемся, Сташка, в загс.

В мастерской сразу узнали про новую парочку. Мейшке Колодкин тут же сочинил песенку.

Пачура смотрит женихом, и все подтрунивают над Пачурой. Глаза у него блестят, как начищенные ваксой сапоги, а волосы аккуратно расчесаны на пробор.

Гуляет Пачура в саду со Сташкой, держа ее крепко под руку. Идут они и смотрят на луну, и Пачура восхищается:

— Ну и луна сегодня!

И луна действительно хороша. Она сегодня румяная и полная, как Сташка.

Они увлеклись разговором и не заметили даже, как черные тучи закрыли невесту-луну черным балдахином.

Они присели на скамейку, все друг другу высказали, и больше говорить не о чем. Но как же все-таки сидеть и молчать? Мимо люди проходят, и все разговаривают.

Пачура вспомнил о луне.

— Ну и луна сегодня!

Прохожие, услышавшие слова Пачуры, посмотрели на него с удивлением. Сташка глянула вверх. На небе черные тучи. Никакой луны. А Сташке и так было хорошо.

До того как Сташка стала женой Пачуры, он часто подкрадывался к ней на работе и щекотал ее.

Она громко смеялась:

— А мне нипочем!

Теперь стоит ему только подойти к ней, как она начинает дурить. Что ей нужно, Сташке? Ей хочется к матери пойти.

— А кто тебя не пускает?

Сташка давно уже жалуется. Она говорит, что ей нельзя пойти к матери, она не может показаться ей на глаза. Мать у нее грамотная, богомольная. Не на что было жить, и она отдала Сташку в мастерскую. Но теперь, когда Пачура расписался с ее дочерью, а свадьбы не было, так она передала через одну женщину:

— Скажите ей, что ее золотко не комсомолец, и он мог бы настоящую свадьбу устроить, а до тех пор пусть и не показывается мне на глаза. То же говорит и брат мой — раввин…

Сташка была привязана к своей матери.

Однако свадьбы Сташка добиться не могла. Пачура не хотел, чтобы была свадьба. Ребята будут смеяться, в стенгазету попадешь.

Но все же Пачура, как подошва, сначала был тверд, но стоило немножко размочить — и он становился гибким. А после женитьбы он был в руках у Сташки.

Отец Пачуры — Файтель Пузырь — с наслаждением бил подростка по мягкой части, бил, как выражался отец, на чем свет стоит, и Пачура удивлялся: нашли на чем свет поставить!

Пачура обязан был выполнять все беспрекословно. Может быть, поэтому Пачура вырос человеком без собственной воли. Теперь им управляли два весла, ворочая его то вправо, то влево. Одно весло — сапожный коллектив со стенной газетой, а другое — Сташка со своей матерью.

И вот однажды Сташка, которая была уже в декретном отпуске, завела с ним разговор:

— Если у меня родится мальчик, я обязательно совершу над ним обряд обрезания. Тут уж я не уступлю.

Когда Пачура заикнулся, что он не допустит обрезания, Сташка решительно сказала:

— Тогда я совсем не рожу…

После паузы Пачура нашелся:

— Но ты ведь, Сташка, еще можешь родить девочку!

Сташка вытерла глаза:

— Ну конечно…

Пачура задумался. А все-таки лучше ведь мальчик… Хотя нет, с такой путаницей… пусть уж лучше будет девочка.

В тот вечер, когда Сташка должна была родить, Пачуре невмоготу стало дома. Он ушел в клуб, сидел там, играл в домино и гадал — девочка или мальчик?