Ирвин Шоу - Богач, бедняк... Том 1

Рудольф достал бутылку. Несмотря на шутливый тон, Вилли на самом деле в эту минуту очень хотелось выпить. Выпивка нужна была ему позарез. Он жадно выпил половину стакана.

– Кто финансирует расследование? – спросил он.

– Я.

– Сколько же?

– Пятьсот пятьдесят долларов.

– Нужно было обратиться ко мне, – сказал Вилли. – Получил бы всю эту информацию за полцены. Мне возместить твои расходы?

– Забудем об этом, – сказал Рудольф. – Я так и не сделал вам свадебного подарка. Считай это свадебным подарком.

– На серебряном подносике? Ну спасибо, шурин, угодил. В бутылке еще что-то осталось?

Рудольф ему налил.

– Лучше тебе пока не пить. Предстоят серьезные разговоры.

– Д-а-а, – протянул Вилли. – Какой же это прискорбный для всех нас день, когда я поставил бутылку шампанского твоей сестренке в баре «Алгонкин». – Он устало улыбнулся. – Я тогда любил ее, и люблю сейчас, и вот тебе на – очутился в мусорной корзине. – Он рукой указал на разорванный в клочки отчет детектива о проведенном расследовании. – Ты знаешь, что такое любовь?

– Нет, не знаю.

– Я тоже. – Вилли встал. – Ну, я пошел. Спасибо за встречу. Мы с тобой провели очень интересные полчаса.

Он вышел, не протянув Рудольфу руки.

Томас, подойдя к дому, не поверил собственным глазам. Он еще раз заглянул в бумажку с адресом, которую дал ему Рудольф. Как и раньше – квартира над магазином. Да и райончик нисколько не лучше, чем их старый в Порт-Филипе. Если судить по роскошному номеру в отеле «Уорик», можно подумать что Рудольф купается в деньгах. Но даже если это и так, то совершенно ясно, что он не очень раскошеливается на аренду квартиры.

Может, он просто держит их старуху в этом доме, а для себя снимает роскошную квартиру где-то в другом районе города? Он мог пойти и на такое, этот негодяй братец.

Войдя в тусклый вестибюль, он увидел табличку с фамилией «Джордах» и нажал на кнопку звонка. Подождал. Тишина. Он ведь позвонил матери, предупредил, что приедет сегодня. Она сказала, что будет дома. Он, правда, не смог приехать в воскресенье, так как стоило ему заикнуться о поездке, как Тереза расплакалась. «Воскресенье – это ее день, – рыдала она, – и она не намерена приносить его в жертву этой ведьме, которая не удосужилась даже прислать поздравительную открытку по случаю рождения своего внука». Они оставили ребенка у сестры Терезы в Бронксе и пошли в кинотеатр на Бродвее, потом пообедали в «Тутс-Шоре», где встретили знакомого спортивного журналиста. Так что Тереза получила свой день, хотя ему и пришлось выложить двадцать баксов за обед. Черт с ними!

Томас снова позвонил. Никакого ответа. Может, с горечью подумал Томас, Рудольф позвонил матери и пригласил к себе, в Нью-Йорк, чтобы та почистила ему обувь, и старуха понеслась вне себя от радости. Он, повернувшись, стал спускаться, считая, что ему с матерью, по-видимому, так и не суждено встретиться. Не больно-то и хотелось. Он уже дошел до входной двери, как услыхал щелчок замка. Он повернулся и вновь поднялся по лестнице.

Дверь в квартиру отворилась, и вот на площадке появилась мать – столетняя старуха, никак не меньше. Она спустилась к нему на две ступеньки, и теперь, наблюдая за ней, он понял, почему она так долго не открывала дверь. Судя по тому, как она передвигается, ей нужно не меньше пяти минут, чтобы добраться до двери. Она плакала и протягивала руки, чтобы обнять сына.

– Сыночек, сыночек, – причитала она, обнимая его своими тонкими, худыми, как палки, старческими руками. – А я думала, что уже больше никогда не увидимся.

Он почувствовал сильный запах туалетной воды. Томас ласково поцеловал ее в мокрую от слез щеку, пытаясь понять, что он испытывает в эту минуту.

Прижавшись к его руке, она проводила его в квартиру. В небольшой гостиной было темно, и он сразу узнал их старую мебель, еще с Вандерхоф-стрит. Еще тогда она была старой и потрепанной. Теперь, по сути дела, превратилась в рухлядь. Через открытую дверь он увидел соседнюю комнату. Там стоял письменный стол, односпальная кровать, книги повсюду. Если у Рудольфа хватает денег на все эти книжки, то почему бы не купить и новую мебель?

– Садись, садись, – взволнованно повторяла она, направляя его к облезлому стулу. – Какой чудесный день! – воскликнула она тонким, пронзительным голосом, ставшим таким за долгие годы постоянного нытья. Бесформенные, распухшие ноги в мягких широких инвалидных туфлях. Она передвигалась как калека, с трудом, словно несколько лет назад попала в катастрофу и у нее сломаны ноги.