Ирвин Шоу - Богач, бедняк... Том 1

Сегодня у него свидание с той девчонкой, которую он отбил у полузащитника.

Из своего маленького кабинета на заправочной станции вышел дядя Гарольд. Томас знал, что многие жалуются на него за его драки, но пока дядюшка ничего ему по этому поводу не говорил. Дяде также было хорошо известно, что Томасу нужно до двух часов смазать автомобиль, но он не сказал ему и по этому поводу ни слова, хотя по выражению его физиономии Томасу стало ясно, сколько боли доставляет ему такая картина: Том лентяйничает, сидит у стены, лениво пожевывая стебелек травинки.

Дядя Гарольд вообще больше ни о чем не говорил. В последние дни у него был неважный вид, его обычно розовое, мясистое лицо пожелтело и осунулось, на нем застыло странное выражение, как у человека, постоянно ожидающего, что под ним вот-вот взорвется бомба. Такой бомбой был он, Томас. Ему ничего не стоило намекнуть тете Эльзе о том, что происходит между Клотильдой и дядей Гарольдом, и тогда в доме Джордахов долго-долго никто не услышит дуэты Тристана и Изольды, которые постоянно крутили на проигрывателе. Томас не хотел ничего рассказывать тете, но пока не собирался сообщать и дяде Гарольду об этом. Пусть помучается.

Теперь Томас уже не приносил с собой ланч на работу. Вот уже три дня подряд он, отправляясь на работу, оставлял бумажный пакет с бутербродами и фруктами, которые готовила ему Клотильда, на кухонном столе. Клотильда тоже молчала. Через три дня она все поняла, и больше он не видел своих привычных сэндвичей. Приходилось обедать в вагоне-ресторане, чуть дальше по шоссе. Правда, теперь он мог позволить себе такую роскошь – дядя Гарольд увеличил его недельное жалованье на десятку. Негодяй!

– Если кто-то будет меня спрашивать, я – в демонстрационном зале, – сказал дядя, обращаясь к Томасу.

Томас не отрывал взгляда от шоссе, лениво жуя стебелек. Дядя Гарольд, вздохнув, сел в машину и укатил.

Из гаража до Тома доносился визг станка. Это работал Коэн. Тот видел одну из его драк в воскресенье на озере и теперь был с ним подчеркнуто вежлив, и когда Томас сачковал, не работал, то Коэн молча, ничего не говоря, сам принимался за его, Томаса, работу. Сейчас Томас думал о том, как бы заставить Коэна смазать этот автомобиль и закончить все к двум часам. Такая идея ему понравилась.

К одной из колонок подъехала миссис Дорнфельд на своем «форде» образца 1940 года. Томас медленно встал со стула, подошел к ее машине – для чего торопиться?

– Хелло, Томми! – поздоровалась с ним миссис Дорнфельд.

– Привет! – любезно ответил Том.

Пухленькая блондинка, лет тридцати, с детскими невинными голубыми глазками. Ее муж работал кассиром в банке, – весьма удобное для нее обстоятельство, так как она всегда точно знала, где он находится.

– Полный, Томми, пожалуйста!

Томас, заполнив бак, повесил на крюк пистолет, завернул крышку и стал протирать ветошью ветровое стекло.

– Томми, не хочешь ли ты нанести мне сегодня визит, не доставишь ли мне такое удовольствие? – кокетливо спросила миссис Дорнфельд. Она всегда говорила – «визит». У нее вообще была странная манера изъясняться. Она при этом моргала, дергала губами и руками.

– Может, я освобожусь часам к двум, – сказал Томас. Он знал, что мистер Дорнфельд сидит на своем месте в зарешеченной клетке с часу тридцати.

– Обещаю, твой визит будет приятным и продолжительным, – игриво соблазняла его миссис Дорнфельд.

– Ну, если только освобожусь, – Томас не знал пока, будет ли у него соответствующее настроение после ланча.

Она протянула ему пятидолларовую бумажку, а когда он отсчитывал сдачу, сжала его руку. После каждого из его «визитов» к ней она незаметно вкладывала ему в руку десятидолларовую банкноту. По-видимому, мистер Дорнфельд не баловал ее деньгами.

Когда Том возвращался к себе после очередного «визита» к миссис Дорнфельд, воротник его рубашки всегда был измазан губной помадой. Он нарочно не отмывал ее, чтобы Клотильда, стирая его одежду, увидела все собственными глазами. Но она никогда не говорила ему ни слова по поводу губной помады. На следующий день рубашка, отлично выстиранная, аккуратно отглаженная, как обычно, лежала на его кровати.

Никакие его ухищрения, однако, не помогали. Ни миссис Дорнфельд, ни миссис Берриман, ни близнецы-сестренки, ни другие девушки. Все они – свиньи. Все! Ни одна из них не смогла вернуть ему Клотильду. Он был уверен, что ей все известно о его любовных похождениях, ведь в таком маленьком городке ничего не скроешь, и он очень надеялся, что тем самым заставляет ее страдать. По крайней мере, хотя бы так же, как страдал он. Но если ей и в самом деле было больно от этого, вида она все равно не подавала.