Ирвин Шоу - Богач, бедняк... Том 2

– Первая лекция у меня в одиннадцать, – сказал Квентин, – а сегодня такой хороший денек, самый раз побегать, после того как всю зиму тренировался в спортивном зале.

Они уже не бегали вместе по утрам. После женитьбы Рудольф под влиянием Джин стал заниматься теннисом. В любом случае это уже подвиг, достойный спартанца: каждый день просыпаться в семь утра, в любую погоду вылезать из теплой кровати от разомлевшей от сна жены и три четверти часа бегать по гаревой дорожке, стараясь не отставать от молодого спортсмена, достигшего пика своей спортивной формы. К тому же рядом с Квентином он чувствовал себя уже стариком. Он и без того в прошлом уделял таким пробежкам немало времени.

– Ну, как дела, Квентин?

– Неплохо. Пробегаю двести метров за двадцать две и восемь десятых секунды. Тренер говорит, что попробует меня на длинной дистанции – четыреста метров и еще в эстафете.

– Ну а что говорит твоя мать, по-прежнему жалуется?

Квентин улыбнулся, вспоминая их пробежки ранним утром в холодные зимние дни.

– Говорит, чтобы я сильно не задирал нос. Матери, как известно, не меняются.

– Ну а как успехи в колледже?

– Очевидно, произошла какая-то ошибка. Меня включили в особый, льготный список декана факультета.

– Ну а что говорит твоя мать по этому поводу?

– Говорит, что администрация это сделала только потому, что я цветной, а им очень хочется продемонстрировать, какие они либералы.

– Если у тебя возникнут какие-то недоразумения с матерью, попроси ее позвонить мне.

– Обязательно, мистер Джордах.

– Ну, мне пора. Передай привет отцу.

– Мой отец умер, мистер Джордах, – тихо сказал Квентин.

– Извини меня, – смутился Рудольф. Он сел в машину. Боже, как все же получилось неудобно, подумал он. Отец Квентина проработал, по крайней мере, лет двадцать пять у Калдервуда. Кто-то мог сообразить и сообщить им о его смерти!

После разговора с Квентином настроение у него испортилось, и утро уже не казалось таким приятным и чистым.

Все места на стоянке возле административного корпуса были заняты, и ему пришлось припарковать машину ярдов за пятьсот от здания. Всю свободную землю превращают в автостоянки, подумал он с раздражением, запирая дверцу. В Нью-Йорке у него из машины стащили радиоприемник, и теперь он постоянно ее запирал, даже если отлучался на какие-то пять минут. У него даже возник небольшой спор с Джин по этому поводу. Джин никогда не запирала дверцы машины, более того, постоянно оставляла дверь дома открытой, когда находилась там одна. «Можно, конечно, любить ближнего своего, – увещевал он ее, – но глупо не обращать внимания на внутреннюю потребность человека в краже».

Он дернул дверцу, проверяя замок, и услышал, как его кто-то окликнул, назвав по имени.

– Привет, Джордах! – Это был Леон Гаррисон, один из членов совета попечителей, он, как и Рудольф, шел на заседание. Высокий, статный мужчина лет шестидесяти, с седыми, как у важного сенатора, волосами и с вводящими в заблуждение искренними, сердечными манерами. Издатель местной газеты, унаследованной им от отца вместе со значительной недвижимостью как в самом Уитби, так и в его окрестностях. Его газета не процветает, это Рудольф знал. Но у него не было к нему сочувствия. В редакции Гаррисона работали немногочисленные, вечно пьяные, опустившиеся сотрудники, которых повыгоняли из других газет. Всем им, конечно, сильно недоплачивали. Рудольф дал себе твердый зарок никогда не верить ни одной строчке, напечатанной в этой газете, даже сообщениям о погоде.

– Ну, как дела, дружище? – спросил Гаррисон, обнимая его рукой за плечи. Они вместе пошли к административному корпусу. – У тебя все готово, чтобы сжечь всех нас, старомодных консерваторов, сегодня утром на костре? – Он громко засмеялся, демонстрируя, что мирно настроен. Рудольфу не раз приходилось иметь дело с Гаррисоном по поводу рекламы товаров Калдервуда в газете, и далеко не все встречи с ним были ему приятны. Гаррисон когда-то называл его «парень», потом «Руди», потом Джордах, а вот теперь «дружище», отметил про себя Рудольф.

– Ну, все те же рутинные предложения, – ответил Рудольф. – Как, например, сжечь здание, где размещается научный факультет, чтобы навсегда избавиться от профессора Фредерикса.

Профессор Фредерикс был деканом факультета, и Рудольф был уверен, хоть убей, что организованные им научные курсы были более низкого уровня, чем в любом другом университете, подобном Уитби, к северу от географической линии Мэйсона – Диксона1. Фредерикс с Гаррисоном – закадычные друзья, и Фредерикс часто писал научные статьи и публиковал их в газете Гаррисона, читая которые Рудольф сгорал от стыда за университет.