Татьяна Лисицына - Любовь под соснами (СИ)

— Быстро одевайся, — скомандовала Галина Ивановна.

Звонок противно задребезжал, когда мы уже были на школьном дворе. Моя спутница оглянулась, подпрыгнула и ускорила шаг.

— Мать на работе? — спросила она, глядя перед собой.

— Да. Но что случилось?

— Потом, — буркнула она, тяжело дыша.

Липкий страх проникал сквозь кожу. Вопросы застряли в горле. Мы неслись знакомой дорогой в библиотеку, где работала мама. На стене возле входа в здание еще одна надпись: «Русские — свиньи!» Наши шаги гулко отдавались на каменных плитах фойе. На стенах мирно светились голографические пейзажи, нахохлившейся птицей выглядел бронзовый бюстик Гоголя. Как часто после школы я приходила сюда делать уроки в пустом читальном зале. Здесь, среди моих потрепанных и пожелтевших друзей, мне было уютно и спокойно.

Мама перебирала книги на полках. Она обернулась, и удивление на ее красивом лице от нашего неожиданного появления стерлось тревогой. С книгой в руках она бросилась к нам. Галина Ивановна, которую вне школы мне было разрешено называть тетей Галей, с горечью выговаривала слова, от которых становилось жутко.

— Пришла на урок, а они разорвали все карты, доску порезали. Я им: «Вы что, ребята?» А они плюют в меня. Кидаются учебниками. Орут, чтобы я убиралась из их города к себе. А ведь это был мой класс, я с ними в походы ходила, они секреты мне свои рассказывали. Да когда же это они успели в зверей превратиться? Мы же далеки от этой политики чертовой. Мы же учителя. Я Кристину привела. Бежать надо отсюда.

Тетя Галя всхлипнула и неловко потерла глаза, оставив на щеке черную полосу от туши. Мама обняла меня за плечи. Некоторое время они спорили, что делать. Тетя Галя настаивала, что надо собрать вещи, снять деньги со сберкнижек и лететь в Москву. Мама хотела дождаться отца. Тетя Галя завизжала про заполонившие город танки, назвала мою мать дурой и выбежала из библиотеки.

Стало очень тихо и страшно. Я быстро пробежала взглядом портреты писателей: Пушкин, Лермонтов, Толстой, Достоевский. В голове мелькнула мысль, что когда вырасту, стану писательницей. Мама застыла, прижав к груди томик стихов Блока. Мне нравились потрепанные книги, мне казалось, что через страницы я чувствую эмоции прочитавших ее людей. Мне нравится думать над подчеркнутыми предложениями и мысленно спорить с предыдущим читателем.

Воронье карканье и звук расколотого стекла, прервали мои мысли. Мы обе взглянули на упавший возле нас камень и, схватившись за руки, выбежали из библиотеки. Возле входа трое здоровенных парней с перекошенными от ненависти лицами. Один из них, огромный с крючковатым носом, преградил нам путь.

— Ты, библиотекарша, катись отсюда вместе со своими книжками. — слово «библиотекарша» он произнес по слогам.

Парни заржали.

Мамин голос казался до удивления спокойным, даже равнодушным, когда она попросила, чтобы нам дали пройти. Ее напряжение чувствовалось в руке. Второй раз за день я чувствовала, как впиваются в мою ладонь ногти напуганного взрослого человека. Парень посторонился, и мы проскользнули мимо. По пути мама вспомнила, что дома нет хлеба. Зашли в булочную рядом с домом. Знакомая продавщица только ухмыльнулась.

— С голоду подыхайте, русские свиньи.

Кажется, еще пару недель назад она любезно помогала выбрать нам торт.

В сберкассе отказались выдать деньги со сберкнижки. Создалось впечатление, что все вокруг выучили только одну фразу или неожиданно за одну ночь наши носы превратились в пятаки. К тому времени, как мы попали домой, стало понятно, что тетя Галя была права. Надо бежать!

Мама написала отцу записку, взяла документы, оставшиеся дома деньги. Перед дорогой решили пообедать. От волнения и страха еда с трудом проходила через горло а, попадая в желудок, вызывала чувство тошноты и почему-то нового, еще более сильного голода. Я не чувствовала вкуса колбасы. С улицы донесся страшный вопль, сопровождаемый странным шумом. Мы выглянули в окно. Из пятиэтажки напротив из окон выбрасывали вещи. Мама охнула и тут же, зажав себе рот рукой, приказала мне собираться.

Я поплелась к себе в комнату и замерла, прощально обводя взглядом родные стены. Над полированным — профессорским, как называл его отец — столом новый календарь. Белая лошадь с развевающейся по ветру гривой. Мне нравились лошади. Может быть, когда-нибудь я научусь на них ездить. Мне кажется, у меня получится. О чем я думаю? Надо собираться. Открыв шкаф с большим зеркалом, заглядываю в свои испуганные глаза и тут же отворачиваюсь. Сложив вещи в сумку, быстро кидаю туда любимого ежика, которого папа привез их Москвы.