Татьяна Лисицына - Я не могу проиграть (СИ)

— Сволочи, — я потерла руку.

— А он дело говорит, — неожиданно сказала тихая армянка слева. — Поднимите цену, больше заработаете, и другим мешать не будете.

— Вы думаете? — интеллигентно поинтересовался Вадик. — Дело в том, что южная роза плохо стоит в воде, поэтому и цена низкая.

— Какая кому разница, сколько она стоит — продали и забыли, — отрезала армянка. — Ваше дело — деньги снять, а не заботиться о ерунде.

— Пожалуй, они правы, — шепнула я Вадику. — Если мы хотим здесь работать — придется играть по их правилам, к сожалению, мы слишком еще слабы, чтобы устанавливать свои.

— Вот позор! Какие-то уроды будут нам диктовать свои условия, — слишком громко возмутился Вадик.

— Тихо, — прижала я палец к его губам. — Разбираться будешь в школе с пацанами, а здесь молчи. К тому же не вижу ничего плохого заработать больше. Посмотри, роз осталось не так много, можно попробовать.

Мы подняли цены, это немного затормозило торговлю, но все равно южные розы продавались хорошо. Через четыре дня мы распродали все.

Оглядываясь назад, могу сказать, что это было интересное время, и я считала, что провела его с большей пользой, нежели в школе. На улице, в пыли и грязи, с исколотыми в кровь руками и карманами, набитыми денежными купюрами, я все-таки гордилась собой. Конечно, у меня никогда не было столько денег, но в то же время я понимала, что опустилась вниз, потеряв что-то очень ценное, может быть, это и был тот социальный статус, над которым я раньше смеялась. Один раз мне приснился сон, что я стою за прилавком, а ко мне подходит моя мама, красиво одетая и причесанная, и, покачав головой, уходит, а я бегу за ней, но не могу догнать. Я проснулась в слезах и долго лежала без сна. Но я не делала ничего плохого. Как мне себя убедить в этом? Может быть поэтому я, несмотря на усталость, иногда плохо спала, для меня было слишком много новых впечатлений. Я с интересом наблюдала за людьми, окружающими меня на рынке: вот бомж, сладко спящий на картонке, а вот старушка-попрошайка, каждый день исправно обходящая цветочные ряды, а вот кавказцы, приехавшие в Москву заработать, и ведущие себя не как гости столицы, а как ее хозяева. Это был совершенно другой мир, отличный от музыки, книг и школы, и я училась в нем выживать. Моя новая жизнь началась здесь, на асфальте, где я наспех ела грязными руками и училась быть взрослой.

Было приятно, что моя идея с южными розами оказалась верной, все-таки это оказалась выгодно. На заработанные деньги мы купили билеты в Адлер и поехали рассчитываться с Марией Васильевной и за новой партией цветов. Как же отличались мы от тех детей, которые были здесь совсем недавно. Мы стали увереннее и равнодушнее, а уж о романтике в наших личных отношениях говорить не приходилось. Вадик перестал казаться мне милым, а стал партнером по бизнесу. Общее дело и общий кошелек не хуже бытовых трудностей убивает любовь. Теперь мы говорили о чем угодно, кроме любви, о ценах на цветы и какие продукты купить на ужин, о прохожих и погоде. Впервые в моей жизни у меня были деньги, которые я могла тратить и никого не спрашивать. Мое желание жить самостоятельно было настолько сильным, что я не побаловала себя никаким подарком, отложив все покупки до лучших времен.

Перед отъездом я решила забежать домой, мне нестерпимо хотелось оказаться хотя бы ненадолго в знакомой обстановке, к тому же мне нужны были некоторые мои вещи. Подняв трубку, я набрала знакомый номер и, услышав длинные гудки, почти бегом побежала к дому. Ком в горле и слезы на глазах мешали открыть хитрый замок, который поставил папа на случай прихода незваных гостей. В квартире было тихо, и если бы мама в тот момент оказалась дома я, наверное, бросилась бы к ней на шею и умоляла о прощении. Но дома никого не было, и лишь незнакомый галстук, небрежно оставленный в спальне, напоминал мне, что все изменилось. Я ходила по комнатам и ласкала взглядом знакомые вещи, испытывая лишь одно желание — вернуться домой, но только чтобы все осталось по-прежнему — жить с чужим человеком, вторгнувшимся в нашу жизнь, я не могла. Выйдя на балкон, мой взгляд упал на монастырь, и я почувствовала странное желание обратиться к Богу, верить в которого так и не научилась. Мне так нужна была поддержка, но в этой жизни мне никто не мог помочь кроме меня самой. Вздохнув, я пошла в свою комнату, собирать вещи. А потом долго сидела за письменным столом, за которым провела столько времени, готовя домашние задания, и сочиняла письмо маме, думая о том, что она перестала быть мне родным человеком, предав папу, а значит и меня, и я никогда не смогу относиться к ней, как раньше. В тот момент я думала, что я для нее только помеха на пути создания новой семьи. В нескольких фразах я сообщала, что у меня есть работа и жилье, что я здорова и счастлива и не собираюсь возвращаться домой. К записке я приложила деньги, которые брала перед поездкой на юг и оставила письмо на кухонном столе. Я тогда и подумать не могла, что это письмо не попадет к ней в руки.