Дженнифер Джонстон - Далеко ли до Вавилона? Старая шутка

— Что-нибудь потеряли?

— Это ведь не ваши следы? — Нэнси махнула рукой назад, на берег. — У вас башмаки не такие.

— Браво, Шерлок Холмс!

Она покраснела.

— Сюда кто-то приходил?

Он кивнул.

— И сейчас… сейчас?.. — Она озиралась по сторонам.

— Нет. Идите сюда. Холодно. Войдемте.

Молча пошли к хижине.

— Рассердились? — спросил он у порога. Отворил перед Нэнси дверь и посторонился, пропуская ее. — Уйдемте от ветра.

— Так неосторожно. Он оставил следы. По всему берегу.

— Здесь следов нет.

— Какой-то мужчина. Я не позволяла вам принимать посетителей. Не хочу я, чтобы толпы народу заявлялись в мое…

Он постоял минуту, глядя на нее, потом сел, прислонился спиной к стене. Достал из кармана фляжку, вытащил пробку.

— Это был связной. Только и всего. Сюда он не заходил. Мы встретились там, среди скал. Я его ждал. Он передал мне несколько важных слов и немного виски. Выпейте глоток, и не надо сердиться.

Он протянул ей фляжку. Нэнси покачала головой.

— В тот раз, когда я у вас пила виски, оно прескверно на меня подействовало. И вообще молодым леди в моем возрасте не полагается пить виски.

Он рассмеялся. Потянулся к полке над головой, достал кружку. Осторожно налил из фляжки на донышко и протянул кружку Нэнси.

— Ну, вот, самая что ни на есть л е дистая молодая леди может спокойно выпить такую малость.

Нэнси приняла кружку.

— Извините, что я сердилась.

— Подите сюда и сядьте. Надо полагать, это вы подавали дымовые сигналы?

— Обожаю костры. Тетя Мэри говорит, дым убийственно вреден.

— Я думаю, понадобился бы дым поистине исполинского костра, чтобы убить человека. Ну-ка, глотните. И скажите, как вам это понравится.

И сам отпил из горлышка.

Нэнси осторожно пригубила.

— Вкусно. Совсем не такое, как в тот раз.

— Это особенный сорт. Не каждый день отведаешь такого виски. Только когда является посланец богов.

— Посланцы богов не оставляют на песке таких большущих следов. А этот сорт и называется по-особенному?

— Шотландское виски. Лучший напиток на свете. При моем образе жизни. В некотором роде скитальческом. Если ведешь жизнь более оседлую, тогда… ничто не сравнится с кларетом… с добрым старым кларетом.

Нэнси засмеялась.

— Вы забавный.

— Я, знаете ли, не только тем весь век занимался, что ел бананы из бумажного кулька.

— А я, знаете, пари держу, что дед видел на рельсах вашего посланца богов. Дед почти все замечает. Он вечно твердит, будто видит каких-то людей, только мы на него внимания не обращаем. Он все время бормочет, иногда ерунду, но не всегда, только нам неохота разбираться. У вас есть пожилые родственники?

— Дорогая моя Нэнси, я давным-давно порвал все родственные узы. Предпочитаю странствовать налегке.

— И вам не одиноко?

Он покачал головой и опять немного отпил из фляжки. Закупорил ее и положил возле себя на пол.

— Сейчас в моей жизни нет места подобным чувствам. Может быть, когда я стану бесполезным… как знать… может быть, тогда мне и станет одиноко. Вон чайка на крыше не чувствует одиночества. Глаза у нее как кремни.

— Когда вы сделаетесь бесполезным, вам можно будет сидеть в кресле и думать про всех, кого вы поубивали.

— Послушайте, молодая особа…

— Извините. Я не то хотела сказать.

— То самое. Я не чувствую вины за то, что я делаю и как думаю, так что не воображайте, будто вы можете воззвать к тому, что считаете лучшей стороной моего «я». Есть на свете люди бессердечные, без стыда и совести, они способны на все, лишь бы мир оставался таким, как это им выгодно. Они не желают никаких перемен. Они разрушают и уничтожают… стремлении… надежды. Должен же человек хотя бы на что-то надеяться.

— Но убивать…

— Ваш дедушка тоже ведь был убийцей, — мягко сказал Кассий, — но никто из-за этого не отпускает шпилек по его адресу. Отнюдь. Он получил медали и пенсию. А между тем он убивал даже не для того, чтобы защитить родину, как раз наоборот. Он отнимал чужую землю, других людей лишал родины. Создавал империю для старушки с колпаком на голове, похожим на чехол для чайника. А будь ваш дед помоложе, он бы, скорее всего, сейчас где-нибудь на этой дороге убивал своих соотечественников, разрушал их мечту. И все же…

— Нет, нет… ничего подобного!..

— …и все же он милый несносный старичок, он что-то бормочет и напевает и, вероятно, умрет в своей кровати, как оно и полагается каждому человеку, и кое-кто о нем поплачет.

— У меня все в голове перепуталось. Меня за это надо презирать?