Арман Лану - Свидание в Брюгге

Навстречу им из черного автомобиля вышел большой, как бы весь устремленный ввысь, человек. Это был Санлек, боевой товарищ Робера. Все тот же Санлек, хотя минуло уже семнадцать лет, только что в гражданском платье. Истый фламандец, фландрский великан, длинноногий, с огромными ступнями, обутыми в добротные ботинки, и с лицом, как у примитивов, которое, раз увидевши, невозможно потом забыть. Солидный у основания, кверху он сужался, заканчиваясь птичьим черепом, тонувшим в шапке-ушанке, которая невыгодно оттеняла черты лица: слишком впалые щеки и виски, вислый нос, маленькие, глубоко посаженные глаза.

— Друэн! Друэн!

Человек воевавший скорее назовет вас по фамилии, чем по имени. Санлек протянул Друэну руку, а тот привычным жестом подал левую; правая в кожаной перчатке, отметил про себя Санлек. Он не знал о ранении Робера. В последний раз они виделись в Аглене Верхнем, — после эпизода с коровой Робера перевели в другое место, — Санлек служил в том же полку, что и Друэн, в чине младшего лейтенанта.

Стараясь скрыть смущение, Санлек затараторил:

— Привет, старина! Как я рад! Я получил твою записку. — Он повернулся к даме и любезно осклабился — Вы, конечно, согласитесь позавтракать со мной?

— Нет, нет, — запротестовал Робер. — Мы тут всего на два-три часа.

— Неисправим! Как всегда, одна нога здесь, другая — там. Между прочим, я тебя видел по телевизору, и не один раз.

Слева развертывалась панорама Брюгге, словно из часовника, чудесным образом сохранившегося до наших дней, с зубчатыми колокольнями, с домами из красного кирпича. Жюльетта накинула на голову капюшон, еще плотнее закуталась в пушистый мех, высунув наружу лишь хорошенький носик.

— А где же вода?

Пока что они видели только наполовину замерзшую речушку, жавшуюся к земляному валу, опоясывавшему Старый город, и один из затворов, где бился опаловый поток.

— Каналы на правой стороне, — пояснил Санлек. — Я думаю, будет лучше, если мы оставим машины здесь. Погода хорошая.

В небе кружила стая диких гусей, еще не решившихся отправиться в далекое путешествие, инстинктом они выверяли свои возможности и возможности этой зимы, прикидывали, сколь долгим окажется путь и сколь тихой гавань.

Они кричали прямо над их головами.

— Все-таки здесь приятнее, чем в Марьякерке, — заметила Жюльетта.

Робер не ответил, но признательно сжал ей локоть. Жюльетта повисла у него на руке и покорно пошла рядом.

Санлек бодро вышагивал своими огромными ножищами — с такими ногами только на охоту ходить.

— Нам здорово повезло! Время еще только десять, да к тому же — рождество, да погода стоит прохладная. Туристов будет немного. Туристы — проклятье для Брюгге!

Они шли вдоль стен какого-то угрюмого сооружения, напоминавшего Марьякерке, хотя воздвигнутого гораздо позднее. Охряно-красный цвет кирпича, более густой и теплый в затененных местах, резко контрастировал с белизной снега.

— Это здание госпиталя Святого Иоанна.

— Муж Сюзи, наверное, здесь находился, — сказал Робер.

Он растолковал Санлеку, в чем дело.

— Ну нет, если так — то вряд ли. Его должны были доставить в главное здание, в центре города, по соседству с Мемлингом. При несчастных случаях обычно отвозят туда. А ты что, хорошо его знаешь?

— Да. Ты, между прочим, тоже. Потом как-нибудь объясню.

В присутствии Жюльетты, хотя утренняя прогулка вроде бы и умиротворила ее, Робер все-таки побоялся заводить разговор на опасную тему.

— Мосье Санлек, скажите, пожалуйста, почему ваш город называют «мертвый Брюгге», не справедливее ли будет величать его «увечным Брюгге», раз в нем так много больниц.

— Брюгге полон жизни. Разве вы не видите?

Солнце вбирало в себя лежащую перед ними улицу, и они двигались ему навстречу. Словно гигантское яблоко, оно выкатилось из сумеречного утра и, отряхивая с себя последние паутинки тумана, поднималось далеко за домами, за равниной, над четко вырисованными, будто тушью, деревьями. Улица Ж. Себрехта неожиданно выводила на Минневатер.

Пруд не весь замерз, со стороны Гента он соединялся с каналами, опоясывающими Старый Брюгге. Но трава, камыши и другая болотная растительность покрылись ледяной коркой. Над горбатым мостом возвышалась старинная башня — остаток крепостной стены, увенчанной остроконечной башенкой, — словно одинокая ладья на шахматной доске.

— Королева, — уточнил Санлек. — А это озеро Любви.

Озеро Любви отделяли от Королевы шлюзы. Вода здесь не поддавалась льду, она пела, когда ее выпускали на свободу, и лебеди, гордые и стройные, скользили по водной глади, изумрудно-зеленой от сверкавшего вокруг снега.