Хулио Кортасар - Избранное

— Я собирался пригласить и его, — сказал Рауль, — но, откровенно говоря, он такой мужлан… Позже мы можем ознакомить его с итогом наших заключений и посвятить в существо нашего освободительного дела. Он прекрасный парень, и глициды и липиды тоже, наверно, сидят у него в печенках.

— Итак, — сказал Медрано, — если я правильно понял: primo — мы считаем, что утверждение о тифе звучит неубедительно и secundo — мы должны настаивать на том, чтобы тюремные стены пали и нам позволили осматривать пароход, где нам заблагорассудится.

— Совершенно верно. Наш метод: телеграмма в столицу. Возможный результат: отрицательный. Наши последующие действия: взломать дверь…

— Все достаточно просто, — сказал Лопес, — за исключением двери. Взлом двери им не очень-то понравится.

— Ясное дело, не понравится, — сказал Лусио. — Они могут отправить нас обратно в Буэнос-Айрес, а это, по-моему, ужасно.

— Признаю, — сказал Медрано, который смотрел на Лусио с какой-то вызывающей симпатией, — вновь встретиться на углу Перу и Авениды послезавтра утром было бы нелепо. Но, дорогой друг, по счастливой случайности на углу Перу и Авениды нет задраенных дверей Стоуна.

Рауль поднял руку, провел ладонью по лбу, словно отгоняя навязчивую мысль, и, так как все присутствующие промолчали, сказал:

— Как видите, и это подтверждает мое недавнее предчувствие. За исключением Лусио, чье желание увидеть гейш и послушать, как звучит кото, вполне справедливо, мы с радостью жертвуем Империей восходящего солнца ради городского кафе, где двери широко распахнуты на улицу. Соразмерна ли такая Жертва? Разумеется, нет. Ни в малейшей степени. Лусио совершенно прав, призывая нас к спокойствию, ибо плата за эту пассивность весьма высокая: кимоно, Фудзияма. And yet, and yet [79] И все же (англ.). …

— Вот оно сакраментальное словечко, — сказал Медрано.

— Да, сакраментальное. Дело не в дверях, дорогой Лусио не в глицидах. Возможно, на корме неприглядно: пахнет мазутом и грязной шерстью. И видно оттуда то же, что и отсюда: море, море и море. And yet…

— Итак, — сказал Медрано, — по-видимому, существует мнение большинства. Ах, вы тоже? Отлично, тогда это мнение единодушно. Теперь остается решить, сообщим ли мы об этом остальным. В настоящее время, по-моему, не стоит посвящать в наше дело никого, кроме Рестелли и Пресутти. Как говорится в подобных случаях, нет нужды тревожить женщин и детой.

— Возможно, не будет никаких оснований для тревоги, — сказал Лопес. — Но мне хотелось бы узнать, как мы проложим себе путь, если возникнет такая необходимость.

— Очень просто, — сказал Рауль. — Раз вы так любите играть в пиратов, вот возьмите.

Он поднял крышку коробки. Внутри лежали два револьвера тридцать восьмого и один автоматический тридцать второго калибра и, кроме того, пять коробок с патронами, изготовленными в Роттердаме.

— Hasdala, — сказал один из матросов, поднимая без видимых усилий огромный деревянный брус. Другой матрос с коротким отрывистым «Sa!» вогнал в край бруса гвоздь. Бассейн был почти готов; сооружение столь же простое, сколь и прочное, возникло посреди палубы. Пока один из матросов приколачивал последнюю распорку, другой развернул рулон брезента и стал прикреплять его с помощью ремней и пряжек.

— И это они называют бассейном, — посетовал Пушок. — Кое-как сколотили эту пакость; да в ней разве только поросятам купаться. Как вы считаете, дон Персио?

— Я испытываю отвращение к купанию на открытом воздухе, — сказал тот, — в особенности когда можно наглотаться чужой перхоти.

— Нет, вообще-то это здорово, вы не думайте. Вы никогда не были в бассейне «Спортиво барракас»? Тем все дезинфицируют. И размеры у него олимпийские.

— Олимпийские? А что это такое?

— Ну… размеры, годные для проведения олимпийских соревновании. Олимпийские размеры публикуют во всех газетах, А вы поглядите на эту штуковину — доски да брезент. Вот Эмилио два года назад ездил в Европу, так он рассказывал, что на палубе парохода, на котором он плыл, был бассейн из зеленого мрамора. Знай я, что тут такое, ни за что не поехал бы, клянусь вам.

Персио смотрел на волны. Берег исчез вдали, и «Малькольм» скользил по безмятежно спокойному океану, по его синим с металлическим отливом волнам с почти черными крутыми боками. Только две чайки провожали пароход, упрямо примостившись на мачте.

— Какие прожорливые эти птицы, — сказал Пушок. — Готовы гвозди глотать. Люблю смотреть, как они пикируют, когда завидят какую-нибудь рыбешку. Бедные рыбки, они их пронзают клювом. А как вы думаете, мы увидим во время нашего путешествия дельфинов?