Иван Шевцов - Голубой бриллиант

– Послушай, Лукич, ты знаешь: я написал четырнадцать романов, и во всех присутствует любовь и женщины. Очень разные, главным образом положительные, героические, светлые, добрые. Я вообще преклоняюсь перед женщиной, ты это знаешь. Но такой любви, как у тебя с Ларисой, я не встречал..

– И не встретишь, – упавшим голосом вставил он. – Потому что она единственна на всю Россию. А может и на Вселенную.

– Ну, так считали и считают многие. Особенно юные.

– Юные – да, пожилые – нет. Вот в чем разница.

Несколько раз я порывался уходить, но он останавливал меня:

– Посиди. Она должна позвонить. Непременно.

И она позвонила. Она говорила бойко, торопливо, прерывисто, взвинченным тоном:

– Егор, родной мой! Прости меня: случилась!

– Я плохо тебя слышу, повтори, – просил он.

– Я случилась. То самое, чего мы с тобой хотели.

– Ты откуда говоришь?

– Из машины, которая называется «Ауди». Я еду в Тверь. Всего на день – на два. Доложу своим родителям: пусть не волнуются. У меня появилась крыша над головой и производитель. Ты извини меня, я немножко под шампанским. Когда вернусь в Москву, я тебе позвоню и все объясню. Я прошу тебя, ради Бога, не расстраивайся и не переживай. Помни: ты был для меня и остался легендарным и единственным, навсегда остаешься таким. Не одному своему слову, тебе сказанному, я не изменю и не возьму обратно. Запомни, милый мой.

Вот и весь разговор. Лукич растерянно посмотрел на телефонную трубку, словно ожидая от нее каких-то иных, утешительных слов. Трубка молчала.

– Да… Трагедия, которую я ожидал, но в реальность которой не верил. И все-таки, несмотря ни на что – Любовь бессмертна! – убежденно сказал он, перефразировав уже ранее сказанное и Тургеневым и Сталиным, и может другими, нам неизвестными. Прощаясь, я сказал:

– Не печалься, старина, все образуется. Звезд несметное число на небе и на земле. А ты отличный астроном-профессионал. Не думай о трагедии личной. На фоне трагедии России и русского народа твоя история великой любви лишь частный эпизод, касающийся только вас двоих. Лариса не исчезла. Она вернется. Вот увидишь.

Лукич смотрел на меня каким-то странным смешенным взглядом, в котором соединились растерянность, недоумение, глубинная тоска и едва заметная искорка надежды.

– Все образуется, – повторил я утешительные слова, в надежности которых и сам не был уверен, потому и прибавил: – Жизнь продолжается. Она – штука сложная и немилосердна к тем, кто не принимает ее вызов и в отчаянии опускает руки. Но мы не из тех, Лукич, мы из стального поколения.

– Ты хотел сказать «из сталинского», – не спросил, а утвердительно поправил он и преднамеренно бодро произнес: – Примем вызов и поборемся!

По лицу его пробежала вымученная улыбка, а глаза ожесточенно заблестели.

– Мне хотелось пронести нашу любовь за горизонт, то есть в новый двадцать первый век, – сказал Лукич.

– Мысль благородная. Символичная. Будем надеяться, что она осуществится.

– Нет, не верю, – сказал он унылым голосом. Глаза его потухли, лицо потемнело.

– А ты верь. Ты же принял вызов. Вот и борись, сражайся по-сталински. – Он коротко взглянул на меня и вымученно улыбнулся.

– Позванивай мне и заходи, – сказал я прощаясь.

– И ты не пропадай и не проходи мимо.

По пути домой в метро и троллейбусе я думал над историей этой необычной любви. Сегодняшнее поведение Ларисы мне показалось очень странным, не объяснимым, никак не вяжущимся с ее цельным характером и образом, каким сложился он в моем сознании. В чем причина такого неожиданного, резкого оборота? Была ли настоящая, сильная любовь с ее стороны? Можно было бы понять и объяснить ее постепенное охлаждение, разочарование. Но что б так внезапно, вдруг?! Да и о разочаровании речи нет, она подтверждает свою верность и любовь, называет его легендарным и единственным и в то же время уходит к другому, который дал ей крышу над головой и возможно ребенка – ее мечту? Нет тут какая-то путаница, распутывать которую еще придется не одному Лукичу, но возможно и мне на правах его друга и быть может автора романа о необыкновенной Любви. Мысль написать такой роман у меня зародилась уже с год тому назад и постепенно зрела. Не доставало главного – конфликта. И вот, наконец, появился конфликт. Но разве дело в конфликте? – спрашивал я себя, придя домой и отвечал: – Тут главную основу, идею, мысль составляет Любовь. Конфликт – это лишь каркас, скелет романа. А содержимое, заполнявшее его – величайший взлет человеческого духа, бесценный, божественный дар природы – Любовь. Это высокое искусство, которым не каждый человек наделен одинаково природой, как и талантом. Страстно влюбленный не приемлет советов, точно так же, как отвергает их и великий художник, сердцем создающий свое творение.