Иван Шевцов - Голубой бриллиант

– Так почему же патриарх ратует за интеграцию православия с иудаизмом? Где тут логика и здравый смысл? – Решительные, возбужденные слова срывались с его губ.

– У нас общие исторические корни, общие пророки. Наши апостолы были евреями. Возьмите Библию – «Ветхий Завет», он иудейского происхождения. Бог един. И если хотите, то и сама Библия – есть уже, как вы выразились, интеграция: «Ветхий Завет» и Евангелие, – начал епископ весьма вяло и неохотно, роняя спокойные слова.

– Я не специалист в вашем деле и не могу судить о Библии, с которой я не знаком, – угрюмо проговорил Якубенко. – В этой части Алексей Петрович может быть вашим оппонентом.

– С Алексеем Петровичем мы находим общий язык, – дружественно и благодушно улыбнулся владыка.

– Не всегда, владыка, и не во всем, – возразил Иванов и тоже улыбнулся мимолетной вежливой улыбкой. – Я, к примеру, не считаю «Ветхий Завет» священной книгой. Вот вы, владыко, совершенно справедливо определили иудаизм, как кодекс эгоистического высокомерия и человеконенавистничества. Я читал некоторые работы советских авторов о сущности иудаизма и могу по ним иметь свое мнение. Но ведь этот цинизм и жестокость, то есть человеконенавистничество содержится в «Ветхом Завете». Совсем другое – Евангелие. Это действительно нравственный кодекс, проповедь добра и неприятие зла. Не случайно многие высказывания апостолов из Евангелия вошли в нашу речь и жизнь крылатыми выражениями. Десять Божьих заповедей: не убий, не укради, чти отца своего и мать, не лжесвидетельствуй, люби ближнего своего как самого себя.

– Возлюби правду и ненавидь беззаконие, – вставил епископ, воспользовавшись паузой. – Кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится.

– Это уже непосредственно по адресу Хрущева и Брежнева, – не утерпел генерал и улыбнулся со злорадством.

– Так ведь учение Христа и его апостолов не имеет пределов ни во времени, ни в пространстве. Потому оно и бессмертно, – сказал епископ. – Разве не современно звучат слова Иоанна: «Дети! Последнее время. И как вы слышали, что придет Антихрист, и теперь появилось много антихристов, то мы и познаем из того, что последнее время. Они вышли от нас, но не были наши: ибо если б они были наши, то остались бы с нами, но они вышли, и через то открылось, что не все наши».

Владыка процитировал дословно по памяти, умолк и устремил умный почтительный взгляд в сторону старинной иконы на стене. Генерал подумал о нем: « Умен и хитер, хотя и противоречив этот владыка. Но противоречивость его, пожалуй, преднамеренная, показная. Он не откровенен до конца». Сказал вслух:

– Применительно к нашим дням я понимаю, что антихристы, о которых говорит Иоанн, уже явились к нам в образе оборотней, вроде Горбачева, Ельцина, Яковлева и других. Ведь в самом деле: они же вышли от нас, но никогда не были наши, а только прикидывались нашими. А теперь все открылось: и двуликость, и предательство.

Владыко удовлетворительно заулыбался, но большие глаза его под нависшими нехмуренными бровями были печальны.

– Как сказано в священном писании, «предаст же брат брата на смерть, и отец сына и восстанут дети на родителей, и умертвят их». Вот чего я боюсь, друзья мои, – сказал епископ и горестно вздохнул. – Будем уповать на Господа Бога нашего, да услышит наши молитвы и не допустит… – И вдруг умолк, торопливо взглянул на часы, поднялся, высокий, монументальный, поправил панагию и сказал:

– Однако же, друзья, мне пора и честь знать. Мне было приятно с вами, и коль мы вели речь об Евангелие и апостолах, то позвольте мне на прощание напомнить вам слова проповеди богослова Иоанна: «Возлюбленные! Будем любить друг друга, потому что любовь от Бога, и всякий любящий рожден от Бога и знает Бога. Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь… Пребывающий в любви пребывает в Боге и Бог в нем… В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся не совершенен в любви».

– Владыка, на дорожку чаю или кофе? Я сейчас сделаю, – предложил Иванов и торопливо встал из-за стола.

– Благодарствую, Алексей Петрович, меня ждут.

Иванов проводил епископа Хрисанфа до прихожей. Одеваясь, владыка вполголоса обронил по адресу генерала:

– Симпатичный ваш друг, откровенный и с убеждениями. А душа его страдает и болит, и боль его понятна и объяснима. Ведь разрушено и растоптано все, чему он жизнь отдал. Идеал растоптан и вера. Но Россия не погибнет, она воскреснет. Вы ему внушите эту мысль. Я был искренне рад познакомиться с Дмитрием Михеевичем. Надеюсь, что эта первая встреча не будет последней: нам есть о чем поговорить.