Роже Вайян - Избранное

— Ничего не понимаю.

— Отец лучше бы тебе объяснил…

Бюзар вынул игрушку, отсек «морковку», разъединил кареты, сбросил их в ящик и стал дожидаться красного глазка.

Поль Морель протянул ему зажженную спичку. Бюзар затянулся. Вспыхнул глазок, Бюзар поднял решетку…

— Знаешь, Жюльетта настоящая потаскуха, — проговорил Поль Морель.

— Это не новость.

— Я отказался сегодня везти ее в Женеву на парусную регату… без всяких причин, просто так, из упрямства, поскольку я с самого начала отказался поехать… Так она решила отомстить мне. И поехала с моим отцом.

Бюзар поднял решетку, вынул, опустил…

— Странно, — сказал он. — Жюльетта любит повеселиться, но за стариками не охотится.

— Ты тоже так считаешь?

Бюзар отсек, разъединил, сбросил…

— Это не в ее стиле, — подтвердил он.

— Мне думается, она водит за нос отца. А заодно и меня. Но она ему не уступает ни вот настолько. — И Морель показал ноготь мизинца.

Бюзар ждал, когда загорится красный глазок.

— Нужно быть порядочной дрянью, чтобы согласиться спать с твоим отцом, — заметил он.

— Такие находятся. Но я никогда не поверю, что Жюльетта на это способна.

— Да, не такая уж она потаскуха, — поддержал его Бюзар.

— И все-таки счастливый ты, не попался на ее удочку. Впервые встречаю такую девку.

— Уж коли повезет, так повезет, — ответил Бюзар.

Глазок загорелся.

— Желаю успеха, — сказал Морель. — Ты дьявольски везучий.

И Морель ушел.

Бюзар поднял, вынул, опустил, отсек, разъединил, сбросил, принялся снова ждать.

Наступил вечер и принес немного прохлады. Бюзар зажег ближайшую к прессу голубоватую трубку лампы дневного света. Остальная часть цеха была погружена в темноту. В открытые окна цеха виднелась освещенная луной клумба с бегониями. Из города доносились далекие звуки оркестра, игравшего танцевальную музыку.

Маленький, полностью автоматизированный пресс через одинаковые промежутки времени выбрасывал стаканчики: звякал выталкиватель, включаясь и выкидывая готовое изделие, затем следовал глухой стук падающего в ящик стаканчика. Большой полуавтоматический пресс пришептывал, отливая ярко-алые кареты.

Бюзар следил за глазком.

— Какого черта я здесь торчу? — спросил он вслух.

Мысль Бюзара работала четко под действием принятых таблеток макситона и, возможно, потому, что наконец-то удалось побороть усталость. Он думал о том, что обходится дешевле автоматики. С одной стороны, выталкиватель и электронный глаз, с другой — он, Бернар Бюзар, длинный тощий парень, с мышцами гонщика, с его мыслями и с его любовью к Мари-Жанне Лемерсье. И оказывается, что он, Бернар Бюзар, стоит дешевле.

Раз ручной пресс был заменен полуавтоматом, следовательно, Бюзар чуть дороже поршня и мотора с приводом. Но он стоит дешевле полуавтоматического пресса и оборудования для его полной автоматизации. В общем, цена Бернара Бюзара находится где-то между двумя совершенно определенными гранями. Ее можно высчитать с точностью до франка.

— Ну и продажная же я тварь! — сказал он громко.

Поднял, вынул, опустил, отсек, разъединил, сбросил, стал дожидаться. Голова продолжала напряженно работать.

Что же будет, если цена на полностью автоматизированные прессы упадет, станет меньше цены Бернара Бюзара?.. Девять рабочих из десяти останутся без хлеба, а десятый согласится на любую оплату, лишь бы не потерять свое место. За час работы будут платить еще меньше. Соответственно подешевеет и Бернар Бюзар. И Морели, отец и сын, при всем их желании не смогут платить за него дороже, потому что при увеличении себестоимости их разорят конкуренты.

— Выхода нет, — заявил во весь голос Бюзар.

Отсек, разъединил, сбросил, стал следить за глазком.

Интересно, думал он, что на это ответил бы Шатляр? А впрочем, легко догадаться. В 1954 году большинству молодых людей, живших в рабочих городах, даже если они читали в газетах только спортивные новости, как Бюзар, были известны основные проблемы труда, заработной платы и цен. С раннего детства они слышали, как все эти вопросы обсуждались за семейным столом. Шатляр сказал бы, что Бюзар коснулся одного из противоречий существующего строя и что у трудящихся есть выход, и только один-единственный: переменить строй. Но когда это произойдет?

Поднял, вынул, опустил…

Ему припомнились споры между Шатляром и отцом.

— В тридцать шестом году вы упустили благоприятный момент. В сорок четвертом вы снова все проморгали, — говорил отец.