Дмитрий Долинин - Здесь, под небом чужим

Потом Ковылкин этот собрал всех рабочих в круг лом депо и сказал речь:

– Товарищи! Революция в опасности. Глядь – и порешат ее не немцы с англичанами, не царские-керенские опричники, тут мы геройски отобьемся, а голод, холод, вши и тиф. Без еды не отбиться. Без еды никакая война не получается. Только у нас тут, в Питере, хлеб не зреет. Хлеб и прочую жратву возить нужно издаля. Это я к тому, что советская власть без вас как без рук, как без ног. Вы сюда призваны, чтоб всю эту механизму запустить, чтоб паровозы ездили и победно гудели! Мы с вами должны всю эту мертвечину окропить живой водой вашего геройского труда. Нам приказ – чтобы через две недели все это железо поехало. И поехало туда, куда прикажет советская власть!

Он умолк и утер пот со лба и шеи.

– Не все так просто, – сказал после него Москвин. – Дела отвратительны. Тут семнадцать машин. Все больные. Кто больше, кто меньше. Я посмотрел – металла нет, деталей запасных нет. Взять негде. Нам придется снимать железо с одних машин, ставить на другие. Я присмотрел три машины: четвертая, сорок седьмая, одиннадцатая, их можно вылечить первыми. Эти через две недели пустим, а что будет дальше, не знаю. Нужно, чтоб подвозили металл. Пока берем «С-12», снимаем с него всё, что нужно.

– Как же это? – возмутился некто пожилой, наверное, машинист. – Это ж моя машина. Тяговитая сильно. Молодая, ей полтора года всего. Там ремонту на полдня. И побежит.

– Именно, – сказал Москвин. – Детали самые новые. Огневая коробка не прогорела. Упряжь в порядке. Даже манометр на месте. Три паровоза с одного двенадцатого мы обеспечим.

– Гражданин инженер, – встрял Ковылкин. – Товарищ машинист дело говорит. На кой нам новую машину ломать? Ее и пустить первой.

– Одну пустим, а другие стоять будут, – возражал Москвин. – Нет запасных частей. Вот вам список. Достанете – пустим все. Или как прикажете. Можем подождать с разборкой, пока будете добывать.

– Ну-ну, – сказал Ковылкин.

Работа пошла. «С-12» всё-таки разбирали, разбирали споро. Однако через два дня, когда Ковылкина в депо почему-то не наблюдалось, приехали на автомобиле трое военных и повезли Москвина, как был, в саже и тавоте, на Гороховую. Провели в кабинет, жалкую клетушку с канцелярским столом и решеткой на окне. Входя, успел Москвин разглядеть бумажку на двери: «Следователь С. Дудко». За столом – одутловатый и бледнолицый пожилой мужчина с небольшой бородкой, вроде университетского профессора. Потрепанный мешковатый пиджачок, но – галстук.

– Здравствуйте, Антон Сергеевич, – сказал он. – Присаживайтесь. Давно мечтал с вами увидеться. Читал, читал кое-что ваше.

Москвин насторожился: сейчас всплывут мои рассуждения о греховности социализма.

– Еще в Париже прочел в «Русской думе» ваше интервью о Николае Втором. Как ваш собеседник царя-то под орех разделал! Это ведь году в тринадцатом было?

Пока пронесло, подумал Москвин и кивнул.

– Только вот «Дума» эта кадетская. Почему же вы там публиковались?

– Я не разбираюсь в партийных оттенках. Главное было – опубликовать.

– А как имя вашего собеседника? Вы же тогда его скрыли.

– Я и теперь не вправе его называть.

– Ну да, ну да. Пусть. Вы же с ним после не встречались, ведь так?

Москвин опять кивнул.

– Статейка сильная, – продолжал Дудко. – Ее ведь многие перепечатали, на языках разных. Даже в Америке. Большевики мне говорили, будто Ильич ее одобрил, говорят, очень смеялся.

Зачем он все это несет, недоумевал Москвин. Зачем меня сюда притащили? Неужто чтобы потолковать о давней моей статье? Что в ней смешного нашел Ленин? И коли я их вождя когда-то развеселил, почему я теперь арестован? И кто такой этот Дудко, если ему говорили большевики? Не большевик? Эсер? Тогда? Сейчас?

– А мы с вами, наверное, одновременно были в Париже, – сказал Дудко. – Жаль, не встретились.

Антон молчал, соображал: возможно, других моих статей, что публиковались в России, Дудко не читал, раз в те годы находился за границей.

– Вы офицер? – вдруг спросил Дудко.

– Штабс-капитан инженерных войск.

– И сейчас восстанавливаете паровозы?

– Именно так.

– Ваше отношение к советской власти?

– Нейтральное, – Москвин пожал плечами. – Делаю, что умею. Паровозы – моя специальность.

– Тут пришла бумага. Пишут, что вы приказали разорить самый новый паровоз. Вместо того чтобы его быстро привести в порядок и пустить. Пишут – саботаж!

– Ковылкин?

– Не только. Подписал еще машинист Смирнов и слесарь Суровцев.