Ирэн Роздобудько - Двенадцать. Увядшие цветы выбрасывают (сборник)

– Бери, это принадлежит тебе! Бабушка была бы очень рада…

Актриса берет шаль, бережно сжимает в руках, гладит, подносит к лицу, погружается в запах – шаль слегка попахивает плесенью, чем-то горьковатым и в то же время сладким, пряным, чем-то забытым и таким родным…

Актриса садится за столик, а Ляля Брониславовна вскакивает, бежит к себе в комнату и возвращается с объемистым фолиантом в руках. В нем – пожелтевшие фотографии, афишки, программки и вырезки из газет. Обе с интересом склоняются над альбомом.

Павел Петрович с Серафимой Николаевной пригревают за своим столом кудрявого красавчика с капризно вывернутыми губами – того самого, который «теперь ездит на белом “мерседесе”». Он благодарит за «выбитую» Павлом Петровичем жилплощадь и уважительно целует ручки Серафиме Николаевне, обещает покатать на машине…

С Альфреда Викторовича можно писать картину «Ленин и дети»: окруженный молодыми коллегами, он фонтанирует афоризмами, излучает юмор, напевает отрывки из арий и время от времени, забыв, где находится, требует принести карты для преферанса и графин водки «со слезой».

Ольга Яковлевна Снежко – она вся в белом – гордо улыбается и ревниво разглядывает наряды молодых актрис. Актрисы млеют и перешептываются: это та самая Леда Нежина, звезда и примадонна. Таких уже нет! Рядом с Ольгой Яковлевной – свободное место, но на столе – два бокала с шампанским…

В центре зала раскинула ветви елка. Под ней на маленьком стульчике сидит Заведующий культмассовым сектором и тихо наигрывает мелодию Леграна из «Мужчины и Женщины»…

А у ворот стоит одинокая Стефка и… создает в своем воображении всю эту несуществующую идиллию…

…На темной трассе сверкнули фары. Машина ехала бесшумно. Казалось, что из тишины и ночи выплывают два зрачка, приближаются, увеличиваются и тревожно смотрят на маленькую черную фигурку, которая отважно шагнула на середину дороги. Автомобиль затормозил на расстоянии протянутой руки.

– А если бы это был не я?!!

– Но ведь это – ты!

– Господи, ты совсем замерзла. Руки ледяные… Садись скорее, доедем до порога…

– Нет, не будем портить снег. Смотри, как замело. Поставь машину тут, у ворот. У нас еще есть время. И мне совсем не холодно!

Они пошли по тропинке, ведущей к Дому. Она была узкой, плохо расчищенной, зато по обеим ее сторонам возвышались снеговые горы, а дальше, за ними, там, где росли деревья, снег был первозданным. На нем ровными прямоугольниками лежали голубоватые тени освещенных окон. Стефка подумала, что именно за этими нереальными окнами и происходит то, что она представляла несколько минут назад – жизнь из другого измерения. Она взяла Эда за руку и повела по снежным завалам, туда, где были эти окна на снегу. Не сговариваясь и держась за руки, они осторожно, чтобы не смять снег, легли навзничь, раскинув руки. Два креста на фосфоресцирующей снежной поверхности. Деревья над ними переплетались своими длинными пальцами, закольцовывая простор и образуя ажурный купол. Между ветвями висели звезды. «Это небо похоже на живот изнутри, а мы – зародыши, – подумала Стефка. – Мы не знаем, что ждет нас в будущем, и поэтому держимся за прошлое, потому что оно уже прочитано и понятно…»

– Не плачь… – сказал он.

И услышал в ответ отчаянное:

– К черту!

…Двор осветился. Двери Дома распахнулись, выпуская гостей. Директор в одной сорочке вышел на порог, провожая делегацию. Стефка видела, что он все время кланяется, как китайский болванчик. Не хватало только молитвенно сложенных ладоней!

«Агитбригада» бодро прошагала тропинкой мимо Стефки и Эда, притаившихся за снежной грядой. В их сторону полетел окурок, и Стефка зажала ладонью рот, чтобы не рассмеятся.

– Слава богу, отбыли… – сказал мужской голос.

– А мне их жаль… – откликнулся женский.

– Ха-ха! Да это же пауки в банке!

– А мы что, разве лучше, Димочка?

– О! А мы вообще акулы шоу-бизнеса! Ням-ням! Поехали ко мне водку пить! В этой богадельне не наливают!

Все засмеялись.

Захлопали дверцы машин. Зашелестели шины…

– Пора! – сказала Стефка, отряхивая снег. – Официоз закончился. Начинается вторая серия!

Я очень люблю момент, когда вставляю ключ в замочную скважину. Мне приятно осознавать, что у меня есть дом и что он принадлежит только мне. Я переехала в пригород, хотя уже два года не работаю в Доме для одиноких актеров театра и кино. Но я захожу туда каждый день. Чтобы принести свежее яйцо Альфреду Викторовичу, чтобы посидеть и поболтать с «молодоженами» – Павлом Петровичем и Серафимой Николаевной и в сто первый раз полистать альбом с Лялей Брониславовной…