Вечерами с соседнего хутора приходил крепкий мужчина в кирзовых сапогах. Он жил в километре от нас, с золотозубой женой и многочисленными детьми. Сосед много курил, пил винную брагу и вспоминал, как зимой к хуторам приходили охотиться волки, а хозяин в свою очередь рассказывал, как он от них отстреливался, и как в другой раз медведь-шатун оторвал ногу его осленку, и осленок умер от кровопотери.
В другой стороне от «Снизустояния», тоже в километре, жила семья из селения Бацада, что по-аварски как раз означает «там, где волки». Впрочем, сейчас в Бацаде никаких волков, пожалуй, нет. Глава семейства ходил с кинжалом на поясе, как в старину, и в соломенной шляпе. Он напоминал мексиканца. У него была жена с красивым тонкокожим лицом и малолетняя дочь; кроме них в доме жила Гуля.
Гуля работала по хозяйству. Она была русская – с огромными пунцовыми щеками-помидорами и самым незатейливым воспитанием. Мать в Кизляре продала ее кому-то за ящик водки, потом девочка прошла через множество рук и в конце концов попала к тому самому леснику, которого так возненавидел Али-Асхаб. У лесника Гуля служила за еду и кров, но, по слухам, лесничиха била ее, не давала житья. Почти как в сказках про работящих падчериц. Тогда Гуля сбежала от лесника вниз по склону к темной речке Бец-ор. Там ее и приютили бацадинцы.
Часто по утрам она со своей хозяйкой ходила в лес за березовой смолой, из которой варили бацадинские черные жвачки. Как-то, завидев меня, Гуля спросила, правда ли, что в Москве – одни гулящие. Я отвечала, что вовсе нет, но она не поверила. «Почему у тебя такие длинные ногти?» – не унималась она. Ногти у меня были самой обычной длины, но Гулины были обрезаны под корень. Она доила коров, выхаживала скот, косила и делала всю черную сельскохозяйственную работу. И руки, и ноги у нее были мощные и здоровые.
Однажды она мне очень помогла. Я осталась одна с хозяином на костылях и с троюродной сестрой Нупайсат, у которой внезапно поднялась высокая температура. Где были ее дети, уж и не помню. Стемнело, нужно было собрать пасущихся в горах бычков и пригнать их домой. Отправили меня. Я долго шла в кромешной тьме, нащупывая палкой край дороги, чтобы не свалиться под откос. Постепенно глаза привыкли к темноте, и уже далеко от дома, рядом с бацадинским хутором, я наконец нашла бычков. Оказалось, что собрать их мне совершенно не под силу. Они убегали от моей палки и пускались врассыпную. Я пыталась бегать вокруг бычков, чтобы сбить их в кучу, но те и не думали сбиваться, а все время разбредались, издевательски пожевывая траву. Выбившись из сил, я села на землю и готова была расплакаться. Но тут вдруг появилась Гуля и, посмеиваясь, в полминуты собрала все стадо.
Вести бычков до дома тоже было сплошным мучением. Они начинали бодаться, норовили уйти в сторону, спускались в овраги. Их все время приходилось пересчитывать и упрашивать. А дома еще предстояло доить коров в состоянии течки. Вы представьте: ночь, трещат сверчки, я дремлю, уткнувшись лбом в корову, а руками продолжаю тянуть ее за вымя. Тут сзади на корову набрасывается бык, корова лягает ведро, а я валюсь навзничь в панике.
Так вот, вернемся к Гуле. Сосед в кирзовых сапогах со смехом рассказывал, что та ходила к его жене и выпрашивала его к себе на день. Гулю можно было понять. Кроме упомянутых, других мужчин в округе не было.
На одной из вершин лежал большущий неподъемный камень. Дауд заверял меня, что под камнем хранится клад Шамиля и что, если бы сюда могли добраться подъемные краны, сомнений бы не осталось. Помню, на этот камень он высыпал крупную соль, а кони и жеребята подбежали к камню и стали лизать эту соль длинными языками.
Дауд учился в тлярошской средней школе, там, где сестра его работала пионервожатой. А родители, хотя у них и был дом в Мурухе, оставались у темной речки на зиму. Им там нравилось. Мурух – маленькое сельцо возле Тляроша – они считали слишком шумным и суетным. Зато хутора вдоль Бец-ор зимой отрезались от мира полностью. Дороги заваливало снегом и покрывало наледью. Даже сильному коню было не проехать.
Гости здесь были редкостью. Марьям говорила, что как-то приезжала их молодая родственница с длинной, по колено, косой. Потом эта родственница уехала на учебу в Махачкалу и стала там распускать свои роскошные волосы и так ходить по улице. Жених ее, узнав об этом, отказался на ней жениться. И тогда эта родственница попыталась заколоться, но только разорвала себе двенадцатиперстную кишку. Очень грустная история.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу