Анар - Цейтнот

Видимо, Октай был не в состоянии дать обстоятельного ответа на доводы Фуада.

Удивительно то, что Фуад впоследствии очень часто вспоминал эти слова и считал их справедливыми, однако несколько в ином плане. Шовкю и в самом деле был мухлевщиком, но не в том смысле, в каком имел в виду Октай, не в переносном, а в буквальном. Шовкю мухлевал, когда играл с ним в шахматы. Он очень любил эту игру. Играл сносно, не хорошо, а именно сносно, средненько. В период, когда их дружба только начиналась, шахматы были своего рода мостиком, средством, способствующим их сближению.

После того первого визита Фуад начал частенько захаживать в дом Шовкю. Вначале Шовкю сам проявлял инициативу — находил его в институте, приглашал в гости, позволял брать домой книги, альбомы из своей библиотеки. Иногда давал кое-какие мелкие поручения, имеющие отношение к архитектуре, интересовался его курсовыми работами, делал исключительно профессиональные замечания, давал ценные советы. Вскоре Фуад стал своим человеком в доме Шовкю. Во время этих визитов они непременно играли в шахматы — партию, другую. Перед началом договаривались: играть по всем правилам.

Шовкю говорил:

— Никаких уступок, ясно?! Перехаживать нельзя! Тронул фигуру — ходи ею! Договорились?

Фуад строго придерживался уговора. Если вдруг ошибался, делал неверный ход и сразу же замечал это, не просил вернуть ход назад, не восстанавливал прежнюю позицию. Что же касается Шовкю, то он в аналогичных случаях вел себя совсем иначе.

— Нет, нет, так не пойдет! — восклицал он. — Я зевнул, а ты воспользовался. Это нечестно, я перехожу, — и он делал другой, более выгодный ход.

В результате такой игры Фуад всегда проигрывал, хотя играл намного лучше. У Шовкю просто невозможно было выиграть, так как, оказавшись в затруднительном положении, он неизменно восклицал: «Нет, нет, так не пойдет!» — и на доске восстанавливалась позиция, где он был в лучшем положении, если даже для этого приходилось «возвращаться» назад на два-три хода. Само собой, Фуаду было неприятно, но он держал себя в руках, не подавал виду, лишь улыбался в ответ на махинации Шовкю. Самым обидным было то, что, выиграв подобным образом, Шовкю хвастливо восклицал:

— Ну, дружок, видишь, как я играю! Так-то! Куда тебе тягаться со мной! Молод еще, молод! Или ты думаешь, старого волка Шовкю можно проглотить в два счета?! Как бы не так! Меня голыми руками не возьмешь! Меня победить нельзя! Учти!

И в самом деле, Шовкю было трудно победить, точнее — невозможно, так как для него правил игры словно не существовало. «Мухлевщик Шовкю»! Странное прозвище. Интересно, кому первому пришло оно в голову? Кто его автор?

И Румийя тоже унаследовала от отца эту черту — мухлевать. Само собой, ни в шахматы, ни в какие другие игры Румийя не играет, тем не менее Фуад неоднократно наблюдал, как она в повседневной жизни пользуется подобного рода приемами. Главным для нее было всегда достичь цели. Любой ценой. Средства значения не имели.

Его сближение с Румийей также началось благодаря шахматам.

— Научите и меня играть в эти ваши шахматы, — сказала она ему однажды. — А то папа все только обещает.

До этого молодые люди почти не разговаривали друг с другом. «Здравствуйте», «до свидания» — вот и все.

В тот день Шовкю и Фуад, как обычно, сели играть в шахматы. Хозяин дома попал в затруднительное положение и долго размышлял над очередным ходом. Бильгейс-ханум не было дома, поэтому чай им принесла Румийя. Поставила на стол поднос, на котором были два стакана чая, лимон, варенье, сахар, сама села рядом в кресло (невиданный случай!), уставилась на шахматную доску, хотя в игре ничего не понимала. Фуад не мог не заметить, что она украдкой поглядывает на него. И вдруг Румийя обратилась к нему с просьбой научить ее играть в шахматы. Сказала просто так. Ни тогда, ни после он не учил ее играть в шахматы. Не было у Румийи такого желания. Но с того дня они начали иногда разговаривать.

В то время Румийя встречалась с одним парнем. Спустя много лет (у них уже родился Первиз), однажды ночью, в минуту откровенности, Румийя призналась ему, что очень любила того парня. Любила, хотя никогда не собиралась выходить за него замуж.

— Из него бы не получился муж, — объяснила Румийя, — в нем не было семейной жилки.

Она встречалась с тем парнем уже около года. Отец, кажется, ничего не знал. Фуад видел их несколько раз вместе — на улице, в кино. Ему запомнилось: они не ходили под руку, шли всегда чуть поодаль друг от друга. Парень был на целую голову выше Румийи. У него было худощавое лицо, сросшиеся на переносице темные брови, большие серые глаза. Имя его было Чингиз, хотя все почему-то, в том числе и Румийя, звали его Охотником. Фуад не знал истории прозвища, не интересовался этим никогда. Может, парень и в самом деле увлекался охотой, а может, его так прозвали совсем по другой причине. Кроме той ночи, Фуад ни разу не говорил с Румийей о Чингизе-Охотнике; оба делали вид, будто такового никогда и не было на свете.