— Я думаю, — ответил Фуад, — для того чтобы нравиться женщинам, надо быть или очень знаменитым, или очень талантливым, или очень умным, словом, каким-нибудь выдающимся человеком.
Октай начал возражать:
— Представь себе, ты стремишься нравиться женщинам. Не так это просто — выделяться среди других. Чтобы преуспеть в этом, ты должен потратить годы. Борьба — есть борьба. Вот и выходит, что на любовь, на женщин у тебя уже не остается ни времени, ни сил. К тому же любовь расслабляет, усыпляет бойца, отвлекает его от каждодневной схватки. У тебя нет возможности по-настоящему любить и быть любимым. Стремление выделиться во имя женщин, красоты, любовных радостей неизбежно превращается из средства в самоцель. И еще вопрос к тебе, Фуад: в чем, собственно, ты видишь смысл жизни? По большому счету… Или ты ставишь знак равенства между гражданской целью в жизни и личным счастьем, то есть счастьем, построенным на любви, сердечных радостях, женщинах и тому подобном?..
Да, совсем мальчишками были они — он и Октай. Смешные разговоры вели, решали глобальные проблемы.
«Гражданская цель в жизни…» Не очень точно, вернее, не очень привычно выразился тогда Октай, но… Фуад хорошо понимал, что он имеет в виду. Он запомнил этот их разговор на скамейке в аллее Приморского парка. Запомнил потому, что потом, в течение последующих двух десятилетий, не раз «исследовал» эту извечную тему (смешную и ненужную, безумно важную, наипервейшую) — о смысле жизни, о личном счастье, о «гражданской цели», о соотношении этих последних. Размышлял по-разному и всерьез — осторожно, не очень умело опираясь на факты, выводы, формулы, почерпнутые из «умных» книг, сверяя, сопоставляя, примеряя их, эти факты и выводы, с собственным жизненным опытом, с собственными частными выводами и все-таки затрудняясь прийти к какому-то окончательному, последнему, всеобъемлющему выводу; а иногда и не всерьез — так, по-обывательски, по-житейски, — как получалось, как в голову приходило, черт те как! Был даже случай на днях… У него шло совещание, говорили об освоении фондов. Был представитель министерства — Джавадов. Критиковал их немного, мямлил что-то маловразумительное. Неделю назад этот самый Джавадов звонил Фуаду, зондировал почву относительно однокомнатной квартиры для сына, выпускника юрфака. Так вот, Джавадов тянул свою резину, присутствующие «почтительно внимали» его косноязычным толкованиям, кое-кто даже делал пометки. И в этот момент вошла Нелли, положила Фуаду на стол нужные ему документы, повернулась и пошла назад к двери — как всегда строгая, непроницаемая до надменности, прелестная задавака. Безукоризненная спина, ладные — аж дух захватывает! — бедра, длинные ноги, да еще на высоких — сантиметров десять — каблуках. И вдруг он подумал: «Эх, закрутить бы с Нелли роман! Втюриться в нее по уши, потерять голову! — Сам же сделал попытку поддеть себя — С Нелли?! Это мне-то, сорокалетнему?! — И сам же начал оправдывать себя — А что?.. Нелли такая… Какая?.. Строгая, серьезная, чистая, положительная, неизвестная, недоступная! Марсианка! Как та… тогда в Приморском парке…» Может, любовь к Нелли (неизвестной марсианке!) и ее — к нему (сорокалетнему начальнику, рост — метр шестьдесят четыре) и станет для него наивысшим счастьем в жизни?! Что рядом с нею всякие там распределители, спецзаказы, крабы, зеленые горошки, новая должность и прочие его привилегии?!
Да, лезли порой в голову мысли о романчике с Нелли. Однако Фуад понимал и другое: нереально все это, несбыточно, пустые мечтания. У него есть семья, два сына, есть Шовкю — долговременные, так сказать, непреходящие ценности. А даже самая безумная, самая страстная любовь протянется месяц, ну три, максимум год, — а дальше что? Все, что пылает, должно сгореть, улетучиться в атмосферу. После горения остается только пепел, ничего больше.
Но, с другой стороны, человек есть человек, и в сердце у каждого, верно, существует уголок тайных, сокровенных желаний. Замуровать их навеки — тоже несправедливо. Словом, небольшой романчик с Нелли скрасил бы его жизнь. Конечно, не здесь, не в Баку. Например, осенью, во время отпуска, махнуть с ней куда-нибудь на курорт — в Крым, Сочи, Прибалтику. Забраться в какую-нибудь глушь, где наверняка не встретишь ни одного бакинца. Страна большая: есть Байкал, есть Иссык-Куль, есть, наконец, Камчатка. И там есть курорты, черт побери! Может, когда-нибудь? Кто знает… Возможны и другие варианты. Например, после того как Фуад станет начальником, в один из дней — деловая поездка. Он скажет серьезно, веско: «Нелли! Меня вызывают в Москву, важное совещание! Будет много дел, уйма писанины. Понадобится стенографистка. Скажите в отделе кадров, пусть подготовят приказ на вас…»
Читать дальше